Френсис Астон, заглянувший в кабинет к Томсону, слышит предыдущий разговор о теории относительности и об иностранном языке, об отсутствии музыкального слуха. Сам Френсис завсегдатай кембриджских концертов, музыкальный критик и, конечно, физик.

Войдя в кабинет шефа, он переглядывается с Джорджем. Хитрый Джи-Джи охотно пошел бы сегодня с ними на концерт Моцарта, но ведь он только что жаловался на отсутствие музыкального слуха. Конечно, он скажет, что отправится играть в гольф.

— Кажется, у Эйнштейна какие-то неприятности в Германии? — спрашивает Томсон. — Я слышал, что тот самый Филип Ленард, который сутяжничал с Рентгеном из-за открытия икс-лучей, теперь чем-то недоволен в теории относительности?

— Ты бы прочел внимательно работы Эйнштейна, — с упреком говорит Джордж. — Ведь и ты в свое время писал об изменяемости массы.

— Я допускал только изменение массы заряженного шара, движущегося в электрическом поле, — сухо говорит Томсон. — А теория Эйнштейна совершенно новая философия физики. Я к ней непричастен.

Астон и Джордж с улыбкой переглядываются. Старик явно прочел статью Эйнштейна.

— Может быть, это и великая теория, — раздраженно продолжает Томсон, — но я ее не понимаю. Что касается Ленарда, — добавляет он неожиданно, — то он наихудшая разновидность завистника в науке. К тому же он пользуется запрещенными приемами: выбивает ученого из науки, объявляя его политически неблагонадежным. Кстати, ты видел, Джордж, как в американском футболе выбивают мяч у игроков? Это тоже запрещенный прием.

Профессор набрасывает на листе бумаги ход игры на гарвардском футбольном стадионе. Номера игроков двигаются к жирной точке в сложной комбинации, но вот стрелки сгущаются: идет драка из-за мяча.

— Целая толпа наваливается на одного человека. Вместо этого по правилам английского футбола должно происходить следующее. — Томсон тут же набрасывает рядом схему изящного розыгрыша мяча. — Но главное, мальчики, — обращается он к молодым людям, — надо всегда бить по мячу самому. А ты, Джордж, так и не научился играть — всегда только подавал мячи.

Джордж пожимает плечами. Астон иронично улыбается. Дался старику этот футбол и гольф в придачу. Вечные признаки кембриджского джентльмена. Но все меняется. Наступают новые времена. Жизнь становится сложнее, а занятия наукой — будничнее. Открытия будут делаться деловито и скромно — без торжественных спектаклей. К счастью, Джордж Томсон это понимает.

— Джордж, ты пойдешь со мной на концерт сонат Моцарта? — спрашивает Астон.

— Конечно, он пойдет, — говорит Джи-Джи. — Хотя я предпочел бы видеть вас обоих на весельной регате. Сегодня соревнование между Кембриджем и Оксфордом.

— На концерте будут оба Брэгга: отец и сын. Кажется, они получили новые результаты по рассеянию рентгеновых лучей в кристаллах.

— А это уже по твоей части, Джордж. Хотя мы сходимся во взглядах со старшим Брэггом, а ты с младшим.

— Неизвестно, — загадочно заметил Джордж. Джи-Джи остро на него взглянул.

— Передай от меня поклон Брэггу-старшему, — сказал Томсон. — Астон, завтра с утра мы займемся нашими «положительными лучами».

…Итак, шел 1912 год. Глубокие течения подтачивали физику. Ее классические законы еще незыблемо стоят, и на их фасадах написано «верую», но источники новых идей бурлили уже под самыми фундаментами, угрожая разрушить стройное здание науки. Теория относительности. Квантовая теория Планка. Экспериментальные исследования Резерфорда. Планетарное строение атома в теории Бора. Наступление на внутриатомные процессы. Радиоактивный распад элементов.

Но прежде чем изменились судьбы науки, изменилась судьба всего человечества: надвинулась первая мировая война. И всякий вступивший в нее стал измерять свою жизнь тем, что у него было до войны, и тем, что осталось после нее…

На площадке перед Тринити-колледжем группа разношерстно одетых рисерч-стьюдентов с ружьями упражнялась в военных приемах по команде инструктора в роговых очках. Докторанты были одеты в толстые твидовые куртки, альпинистские ботинки, подбитые гвоздями, и имели вид охотников, собравшихся стрелять куропаток. Джордж, стоявший в третьем ряду, смотрел в затылок племянника министра иностранных дел, явившегося на военные занятия в элегантном френче полувоенного покроя. Форму еще не выдали, но будущий дипломат уже демонстрировал свою причастность к военной подготовке.

Почтенный химик, мобилизованный для обучения рисерч-стьюдентов, явно не компетентен в муштре. И толпа, собравшаяся на углу кембриджской улочки, живо обсуждает его ошибки. Она насмешливо наблюдает, как «ученые' светила» готовятся бить германцев. Война уже идет, но дела, говорят, не блестящи. И вот теперь наконец пойдут в ход кембриджские джентльмены. Мистер Томсон в надвинутой на лоб шляпе стоит рядом с местным зеленщиком.

— Правей, правей поворачивай! — с издевкой кричит тот, но чувствует на себе пристальный взгляд Томсона и умолкает.