В это время Советское Верховное Главнокомандование готовилось к новому решающему сражению. Ещё в середине марта оно начало сосредоточивать за тылами двух действующих фронтов – Центрального и Воронежского – свои стратегические резервы, оформленные затем во фронтовое объединение, называвшееся в разное время Резервным, затем Степным и позже – 2-м Украинским фронтом. Использование этих резервов предполагалось лишь в летнюю кампанию. Перед контрразведчиками нового фронта встала задача сохранить в полнейшей тайне существование крупнейшей группировки советских войск. Весной и летом 1943 г. наша деятельность была в основном подчинена решению этой важной задачи. К тому времени мастерство наших оперативных работников заметно возросло. Значительно упрочились наши позиции и в стане врага. От зафронтовых товарищей мы знали, что против советских войск, расположенных на юго-западном направлении, действовали «Абверкоманды-101, 101-А», «Зондеркоманды-203, 204» и филиал «Цеппелина», находившийся в Кировограде. А поставщиками агентуры для этих органов являлись в основном разведшколы абвера в Полтаве, Смоленске и Варшаве.

Словом, накануне летней кампании 1943 г. в подрывной деятельности немецко-фашистских разведок против советских войск ясно прослеживались линии шпионажа, попыток разложения наших войск (на что гитлеровцы ещё питали надежды), диверсий, террора и дезинформации.

Из того периода напряженной работы военных чекистов мне запомнилось несколько дел с разоблачением гитлеровских шпионов, о которых и будет рассказано ниже.

…Майор Е.Р. Яровенко не был человеком чрезмерно впечатлительным. Но светящиеся стрелки на циферблате наручных часов ушли далеко за полночь, а сон все не шел. Поворочавшись на скрипучей лавке в крестьянской хате ещё с полчаса, он встал и решил пройтись по легкому морозцу. Прогулка освежила. Замедлил свой лихорадочный бег по кругу калейдоскоп лиц, всплывающих в памяти, а успокоение не наступало. Вот уже второй месяц приходится ему вести разговоры с бывшими военнослужащими-окруженцами, явившимися в полевые военкоматы после освобождения от оккупантов восточных районов Курской и Харьковской областей. Разные люди, разные судьбы – и каждую нужно не только проверить, по и прочувствовать. Кто перед тобой: жертва трагических обстоятельств, трус, приспособленец или враг?

Порой трудно было ему, коммунисту, офицеру-чекисту, отступавшему с боями от западной границы до Волги, смотреть теперь в бегающие глаза тоже офицера, который на вопрос о документах односложно бубнил: «Утеряны во время боя». Но высшим гуманизмом советских чекистов того сурового времени было дать возможность человеку искупить вину, кровью смыть позор. В стране на учете был каждый человек, каждый штык.

Среди тех, с кем пришлось в эти дни беседовать майору Яровенко, особенно заинтересовала его личность подполковника Федора Захаровича Малахова. Предварительная проверка и опрос свидетелей, да и поведение Малахва, здесь, на фронтовом пункте сбора офицеров, вроде бы свидетельствовали о том, что он – честный человек. Однако что-то тревожило и настораживало в нем военного чекиста. И он снова и снова перебирал в памяти всё, что знал о Малахове.

Накануне войны, будучи сотрудником особого отдела 5-й армии, входившей в состав Киевского особого военного округа, майор Яровенко слышал об офицере с такой фамилией. Командарм тогда лестно отзывался о Малахове, даже хотел заполучить его на службу в свой штаб. Но в то время Яровенко не довелось познакомиться с Малаховым. А в сентябре 1941 г. подполковник был зачислен в списки пропавших без вести.

И вот теперь, спустя полтора года, Малахов появился в отделе кадров фронта с вдовою погибшего летчика Брагина.

В первой же беседе Малахов рассказал Яровенко, как получил в бою под Черниговом тяжелую контузию. Он был в госпитале Конотопа, когда город заняли фашистские войска. Малахова пленили, но дали долечиться. Потом гитлеровцы отпустили его с условием, что он будет проживать на оккупированной территории у каких-нибудь родственников или знакомых. У Малахова в городе Мерефы имелся знакомый железнодорожник Григорий Федотович Котько. Туда и направился Малахов с разрешения гитлеровцев. Позже он перебрался к другим знакомым, в город Чугуев, якобы для того, чтобы в благоприятный момент перейти линию фронта. Однако такого момента не наступило. И он, Малахов, был вынужден устроиться в Чугуеве слесарем на завод трактородеталей, где ремонтировались гитлеровские танки и автотранспорт.

О гражданской жене Малахова – Раисе Лаврентьевне Брагиной майор Яровенко знал пока очень мало. В декабре 1941 г. в домике железнодорожника Котько появились три уставшие и продрогшие женщины, попросившие приютить их хотя бы на ночь. Женщины рассказали, что они – жены командиров Красной Армии, надеются перейти линию фронта и попасть к своим. Через несколько дней двое ушли от Котько, а Брагина осталась. И вот почему. Брагина вдруг решила поближе познакомиться с Малаховым. Она поведала ему, что её муж был летчиком, который погиб в июле 1941 г. Полк, где он служил, стоял под Киевом, и поэтому Брагины жили в городе. А когда Киев заняли фашисты, начались массовые расстрелы жителей, она решила любым способом выбраться с оккупированной врагом территории. Тем более, ничто не удерживает: детей и близких родных у неё нет. У Малахова тоже не было детей, а с женой он развелся года за два до войны. Брагина жаловалась на свое одиночество, намекала Малахову на то, что им вдвоем легче будет добраться до своих. В конце концов Федор Захарович с этим согласился. От Котько они ушли в Чугуев и поселились на квартире у работницы мебельной фабрики.

Военным чекистам удалось установить, какой образ жизни вели Малахов и Брагина в домике железнодорожника, чем занимались и даже о чем говорили они долгими вечерами. В этих вопросах Яровенко тоже ничего противоречащего логике событий не обнаружил. Малахов работал, Брагина занималась домашним хозяйством. Как вспоминали соседи, они редко выходили из дома. Объясняли это тем, что не желают общаться с гитлеровцами.

Тем временем советские войска, сломав оборону врага, приближались к Чугуеву. Введенная гитлеровским командованием в бой на этом участке фронта эсэсовская дивизия «Адольф Гитлер» несла большие потери. Уже отчетливо слышалась приближающаяся к Чугуеву артиллерийская канонада.

Малахова, естественно, очень волновала предстоящая встреча с представителями Красной Армии. Он говорил об этом Брагиной, а она с горечью напоминала о своих постоянных попытках уговорить его вместе перейти линию фронта. Малахов действительно всё не решался, тянул. Он понимал, что будет трудно объяснить военным чекистам слишком гуманное отношение гитлеровцев к нему, подполковнику Красной Армии, бывшему офицеру штаба Юго-Западного фронта. Как ни крути, а шестнадцать месяцев он, советский офицер, проживал на территории, оккупированной врагом, работал на них и пальцем не пошевельнул для исправления создавшегося положения. В конце концов, можно сказать, что собирался уйти за линию фронта, но помешала болезнь. Только поверят ли?