– Слава, ты чего? – остудила ее тетушка. – В нашей стране всегда так: либо дело делать, либо награды и звания получать, по-другому редко выходит. Теперь он, видишь, спасает людей в мировом, так сказать, масштабе!

– И не одобряет пафоса.

– Да ты что! Еще и скромным остался! Дела-а! А говорят, что перевелись мужики на Руси! Врут! – И переключилась на иные дела: – Ладно, пусть почивает твой герой. Перейду, пожалуй, к шкурному интересу. Слава, ты дневнички-то прихватила или не до них было?

– Повезло тебе, княгинюшка. Я сначала дом проверила, тетрадочки твои нашла и в сумку сложила, а после Василия Федоровича обнаружила. И закрутилось все. – Стася загрустила, вспомнив о машине. – Но ехать второй раз все равно придется, свое авто забирать.

– Хочешь, я Виктора попрошу, он на электричке доедет и перегонит твою машину?

Виктор, водитель индивидуального такси, которого тетушка вызывала, если имела надобность куда-либо ехать, практически личный водитель, благоговеющий перед княгинюшкой до восторга, выказывая готовность мчаться на ее зов в любое время дня и ночи.

– Посмотрим, – неопределенно буркнула Стася.

Они поговорили еще немного, тетушка старательно записала продиктованные Стаськой номера справочных больничных телефонов – узнавать о здоровье дачного соседа, рассказала о новом кулинарном шедевре, освоенном Зоей Михайловной, и удавшемся необыкновенно пироге, посетовав, что племяннице не удалось его отведать с пылу с жару.

– Приезжай завтра. На Кулишки сходим, в церковь, пирога поедим.

– А бог его знает, что завтра будет, – не обнадежила обещанием Стася.

Попрощались они как-то невесело. Отчего бы это?

Полночи Стаська вертелась, крутилась, вздыхая тягостно, все передумывала обрывки каких-то тревожных, отгоняемых мыслей, впадала, как в омут, в короткий сон-забытье, просыпалась перепуганно и начинала снова ворочаться.

Диван, на котором она устроилась в гостиной, уступив свою большую кровать-лежанку в спальне «хорошему доктору», не имел к ее растревоженному состоянию никакого отношения. Этот монстрик, как и кровать, радовал, можно сказать, потрясал своей монументальностью и при раскладывании превращался в трехместный что вдоль, что поперек спортзал спальных возможностей. Стася долго и упорно выискивала себе «диванчик» нехилых размерчиков и примерялась, проводя в магазинах полевые испытания посредством укладывания тела на предлагаемые поверхности.

– Что ли не в меру ты впечатлительная, Игнатова? Или барышня нервная? – выдвигала предположения своего беспокойства Стаська.

Вставала, плелась в кухню попить водички, посещала туалет, снова ложилась… и все повторялось сначала.

Часа в три ночи Стася сдалась. Откинула одеяло в сторону столь решительным резким жестом, что оно разноцветной бабочкой упорхнуло через спинку дивана на пол. Ворча под нос нелицеприятные определения самой себе, она подняла одеяло, бросила его назад на диван и пошагала в кухню, исконно российское пристанище от всех забот.

– Хватит! – приказала себе госпожа Игнатова строго. – Все! Набаловалась! Давай напрямую!

А напрямую, откинув пенообразный камуфляж предлагаемых поводов своего беспокойства и бессонницы, выходило только одно.

– Итак, Станислава Романовна, – обратилась она к себе, – по всему получается, что угодила ты со всего размаху в обстоятельства непреодолимой силы, именуемые в народе просто и изящно: попадалово! Или, по-домашнему, с намеком на изыск: попадос! Поздравляю!

Она включила чайник, достала чашку, заварку и машинально заварила себе чаю – а что еще делать в три часа ночи на кухне после таких открытий? Оно, конечно, можно и коньяку либо водочки дернуть за помин былой беззаботной жизни, но у крайне редко пьющей Стаси спиртного в доме не имелось.

Попивая маленькими глотками обжигающий чай у кухонного окна, Станислава разглядывала ночной урбанистический пейзаж.

О чем думает женщина, стоя ночью у окна? Как правило, о горестном и печальном – в радости спят счастливо и сладко, смеются и делятся ею с окружающими. О фатальном размышляют в одиночку.

Ночью у окна. И днем, и утром, и вечером, и не только у окна – везде.

Ну и чем таким она мучается? Какое такое горе-то?! А?!

Руки-ноги на месте, голова тоже, работа есть, деньги зарабатывает, родственники – слава тебе, Господи! – живы-здоровы и в полном порядке!

– Что ты переполошилась? Ничего же не случилось! – сделала она последнюю попытку уговорить свое мечущееся сердечко.

Быстро поставив чашку на подоконник, пока не передумала, Стаська на цыпочках пробежала через коридор в спальню, стараясь не шуметь, вошла, включила ночник у кровати и стала рассматривать причину своего «попадалова».

Степан Сергеевич Больших спал, перевернувшись на спину, раскинув руки и ноги, как в русском поле, предоставившем просторы для отдыха, практически скинув с себя одеяло, лишь уголком прикрывшее часть левой ноги и кусочек боксерских трусов с незатейливым рисунком ромбиком – любуйтесь! – во всей красе полностью соответствующего фамилии тела.