– Я не сказал Вере, что у нее рак, – сообщил Степан.

– И правильно, – согласился доктор Иванов, – я тоже скажу при выписке. Все, что мог, сделал, встанет на учет к онкологу, пройдет серьезное обследование послеоперационное, даст бог, обойдется. Сам понимаешь, сейчас все зависит от того, как пройдет восстановление после операции. Посмотрим.

– Спасибо, – поблагодарил Степан. – Ты посоветуй, с какой у вас тут сиделкой можно договориться.

– Идем, – встал с кресла Иванов. – Я тебя представлю. Зарплаты нам повысили, но не настолько, чтобы от сверхурочной работы и денег отказываться. Я-то и глаза не закрываю, когда младшему медперсоналу доплачивают, а то побегут они у меня! Да что я тебе объясняю! Сам знаешь!

– Знаю, – невесело вздохнул Больших.

С санитаркой, а заодно и с медсестрой Степан договорился и заплатил вперед. Ольге Львовне вкратце описал, как прошла операция, что сделано, умолчав, разумеется, о сомнениях доктора Иванова, – все успешно и удачно, теперь главное уход, уход и настрой на выздоровление!

Ему давно пора ехать к заждавшейся сестре. Завтра у него дежурство, и если обойдется без дальних выездов и вылетов, не так уж часто и случающихся, то послезавтра он приедет, проведает Веру.

– У вас столько хлопот, Степан Сергеевич, а мы тут со своим горем! – невразумительно попыталась или поблагодарить, или что-то сказать Ольга Львовна.

– И что? – ровно спросил Степан.

Ему до зубовного скрежета надоела эта хрень с оправданиями, лепетаниями, просьбами о помощи, и подчеркиванием, как неудобно и неприятно им просить, и извинениями бесконечными.

Ну, пусть озвучит, что хотела сказать, за себя и за Веру!

– Может, не стоит вам беспокоиться, у вас столько дел и забот, когда сможете, тогда и навестите Верочку…

– Вы еще добавьте, «если захочу», для полной обоймы! – не выдержал-таки, дал немного слабины раздражению Степан и тут же пожалел. – Ладно, Ольга Львовна, идемте, я подвезу вас к метро. Извините, но домой довезти не успеваю.

– Что вы, что вы! – забеспокоилась она. – Это вы меня извините, я что-то не то сказала.

– Ничего, я понимаю, – успокоил женщину Степан. – Я послезавтра приеду, посмотрю сам, как она после операции.

Сам посмотрит, опытным глазом, каковы шансы, каков ее настрой.

Степан практически всегда безошибочно видел, кто из больных и как быстро поправится. Тут доктор Иванов стопроцентно прав – все зависело от характера, желания и жизненной силы пациента. Один мог с простым аппендицитом проваляться месяц, переходя от осложнения к осложнению, с незаживающими швами, болями, гноением, а другой на третий день после сложнейшей операции вставал и сам шкандыбал по стеночке в туалет!

Таких через неделю уже выписывали, и швы у них заживали, как миленькие, и чудеса исцеления демонстрировались врачам с улыбкой! Еще и анекдотец напоследок расскажут, развеселя все отделение!

Он сам посмотрит, тогда поймет, насколько растянется Верино выздоровление.

Высадив Ольгу Львовну у метро и попрощавшись, он позвонил Стаське.

– Ну как тебе, полегчало, Больших? – спросила она участливо, выслушав известие об операции.

– Немного. Послезавтра посмотрю сам, тогда точно знать буду, как она.

– Как все люди после операции, – предположила Стаська. – Больно, страшно, противно, домой хочется, а впереди долгий процесс выздоровления. Главное, что жива и удалось удалить опухоль. Теперь все хорошо будет!

– Надеюсь, – осторожничал Степан.

А Стаська неожиданно спросила, избегая дипломатии, прямо:

– Степан, ты себя в ее болезни обвиняешь?

Нейтральным, ровным тоном, не утверждая, не вынося вердикта, предположила.

– Не в болезни, – признался он, – а в том, что не заметил заболевания. Если бы я раньше увидел ее недомогание и настоял на обследовании, все прошло намного легче и проще.

– И закончилось тем же, – предположила Стаська, рассуждая, – операцией! А как можно по внешнему виду определить, что человек болен раком?

– По симптоматике, – пояснил Степан, сворачивая на улицу, ведущую к Анькиному дому. – Слабость, боли определенного характера в зависимости от пораженного органа, жалобы, недомогания, да много всякого.

– Ну хорошо, а если человек старательно скрывает от окружающих свое состояние? Не жалуется ни на что и не показывает, что у него что-то болит? – допытывалась Стаська.

– Трудно, но можно, если быть внимательным! – настаивал на вынесенном себе приговоре Больших.

– Да, – согласилась Стаська, но обвинений не поддержала. – Если это родной и близкий тебе человек, с которым ты живешь, тогда можно заметить, если очень внимательно смотреть.