– Куда мне попроситься?

– На ваше усмотрение, хоть на Чукотку. На Дальнем Востоке люди почти везде нужны.

Они немного посидели молча.

– Ну, на Чукотку, так на Чукотку. По сопкам погуляю, – сказал Андрей, отставляя пустую чашку и вставая. – Я пойду, батюшка, а то ночь выдалась не из легких.

– Пишите прошение, завтра я отдам его ректору, он подпишет, и к концу недели улетите, – проректор тоже встал. – Андрей, я хочу, чтобы вы понимали, что это не ссылка. Инспекция точно также зависит от студентов, как и студенты от инспекции. Мы звенья одной цепи.

– Я понимаю.

Андрей, склонив голову, подошел под благословение.

– Бог благословит, – игумен перекрестил своего помощника и положил руку ему на голову. – Добрых вам снов, Андрей.

– Спокойной ночи, батюшка.

***

В балоке было светло и тепло. Якуты радостно суетились, заваривали чай, доставали тушенку и сгущенку. Как выяснилось, они сидели на этом шлагбауме уже месяц и порядком соскучились по человеческому обществу.

– А зачем вы здесь сидите? – спросил Андрей.

– Мы на шлагбауме, – ответил один из якутов. – Сторожим въезд в поселок.

– Так ведь территория поселка неогороженна. Шлагбаум можно не только обойти, но и объехать.

– Раньше была огорожена, – улыбаясь, ответил другой, – но теперь остался только шлагбаум.

– А что тут сторожить?

– Так ведь тут в сопках шахты с ракетами. Когда армия уходила, шахты заварили. Вот мы и сторожим. Тут много было секретных объектов. Раньше если солдаты по глупости забредали куда-нибудь, там и оставались служить до конца срока. В часть их не возвращали. Военную тайну охраняли.

Андрей скептически оглядел балок.

– А оружие?

– Нет, нам не дают. Нам не положено. Мы не надежные. Но зато два раза в день связь по телефону. Если что – в Угольных копях узнают.

«И пришлют взвод таких же худых и заморенных, которых плевком перешибить можно», – подумал Андрей. Он видел гарнизон Угольных копей, и то, что он видел, не наполняло его сердце гордостью за российскую армию. Они просидели с якутами больше часа, болтая о их службе, о Якутии и Москве, а когда собрались уходить, те уговорили их взять две банки тушенки и сгущенку.

После ночного обеда идти совсем не было сил, тело расслабилось и стонало от усталости, но на душе было светло. Ребята шли молча и не спеша. Гряды сопок вздымались по сторонам дороги как огромные спящие животные, укрытые сияющими белыми покровами. Тысячи звезд разбивались о снег на мириады осколков. Андрей погрузился в окружающий его мир, начав ощущать в нем таинственную и притягательную, гипнотизирующую, суровую, потрясающую красоту.

Когда они добрались до храма, уже рассвело. Единственное, что было действительно необходимо сделать, это подбросить в печку угля. На все остальное просто не осталось сил.

***

Проректор по воспитательной работе Московской духовной Академии и семинарии игумен Траян смотрел на старую черно-белую фотографию своего выпуска. Грабчак так и не простил друга Андрея Введенского. По окончании Академии он женился и уехал в Киев, вестей от него не было. А Андрей, побывав на Чукотке, вернулся и стал Траяном. Проректор вздохнул и повернулся к столу. На часах была полночь.

Задубицкий и Гайда…

«Хорошие студенты, – подумал Траян, – настоящие, живые».

Зазвонил телефон. Старший помощник доложил о том, что все в порядке. Начавшийся в восемь утра рабочий день закончился.

Проректор взял со стола ключи от кабинета и пошел спать.

– Кто бы это мог сделать? – Гайда с изумлением таращился вверх. Там, метрах в семи над землей, к одной из ветвей древней ивы, которая росла за стенами Лавры с незапамятных времен, был накрепко примотан скотчем пушистый серый кот.

– Кто бы это ни был, в изобретательности ему не откажешь, – отозвался Сковорода, в котором развитое сострадание боролось с желанием расхохотаться.

После ночного богослужения на праздник Успения и последовавшим за ним обильным и щедрым разговением Гайда, Сковорода и Настоящий решили прогуляться вокруг Лавры, наслаждаясь последними летними днями и каникулярной свободой – до первого сентября и начала занятий оставалось всего три дня. Им было о чем поговорить, они не виделись целый месяц, пока отдыхали дома, и теперь собирались наверстать упущенное. Но приятную прогулку под монастырскими стенами испортил любимый кот отца Траяна, который неистово орал на всю округу, дико сверкая безумными глазищами и тщетно пытаясь вырваться наружу. В предрассветной дымке он походил на блестящий пульсирующий кокон гигантского насекомого.