Но все мои детские неприятности оказались еще цветочками, ягодки поджидали меня впереди. Оглядываясь в прошлое, я могу с уверенностью засвидетельствовать: все мои особенно яркие злоключения начались с приемной комиссии университета, когда мадам председательша — сухопарая очкастая грымза с породистым носом до нижней губы — ошеломленно вытаращила на меня свои бесцветные глазенки и осведомилась томным голоском:

— Простите, милая барышня, а у вас случайно дворян в роду не водилось?

Я тут же сделала умное лицо и честно попыталась представить — как могут водиться дворяне? Но вместо этого услужливое воображение немедленно нарисовало мне целый выводок жирных тараканов, на правах гастарбайтеров нелегально проживающих в кухонном шкафу у бабы Глаши, нашей соседки по коммунальной квартире. Тараканы, самоуверенные словно выпускники Гарварда, чем-то неуловимо напоминали саму дворничиху Глафиру — постоянно полупьяную, неопрятную тетку неопределенных лет, обладательницу темной жиденькой поросли на лице, изрядно смахивающей на усы… Я не сдержалась и саркастично фыркнула… Мадам председатель приемной комиссии тут же сдвинула очки ниже и посмотрела на меня еще заинтригованнее.

— Извините, а можно узнать о вашем образовании? — задала второй вопрос она, намеренно игнорируя мой школьный аттестат, лежащий прямо перед ней. — Вы, кажется, школу номер пятьдесят шесть закончили? Никогда прежде не видела, чтобы из этого гадюш… — она иронично хмыкнула, — из этого учреждения выходили золотые медалисты!

— Образовалась от слияния яйцеклетки со сперматозоидом! — четко отрапортовала я, с удовольствием оптом мстя за насмешки над всеми безмерно уважаемыми мной учителями, над своим зачуханным рабочим кварталом и убогой интернациональной коммуналкой.

Породистая мадам со стуком уронила очки с носа и нервно затрясла подбородком, пытаясь побороть некстати подкативший смех.

— Интересно, — медленно протянула она, разглядывая меня уже ничем не вооруженными глазами, без толстых линз оказавшимися наивно голубыми и по-щенячьи добрыми. — А разрешите-ка полюбопытствовать, откуда это у нашей бедной девочки с далеко не идеальными внешностью и манерами взялось так много ехидства и склонности к зубоскальству?

— От верблюда, — нахально парировала я, справедливо решив, что терять мне уже нечего. Весь мой недавний страх куда-то испарился, сменившись оптимизмом, который появляется у людей тогда, когда хуже уже некуда (в отличие от пессимизма, возникающего в ситуациях, когда лучше уже не надо). — И учтите, это не моя фигура далека от идеала, это вашим убогим идеалам далеко до моей фигуры. — Я балетным пируэтом эффектно прокрутилась на носке правой ноги, демонстрируя свои тощие метр восемьдесят, забранные в хвост светло-русые волосы с серебристым отливом и некое подобие бюста — чуть больше нулевого размера. — Да я же практически модель!

— Ага! — ошарашенная моими мослами, мадам председательша растерянно оглянулась на двух своих ассистенток, но обе платиновые блондинки со старшего курса и буферами размером с баскетбольные мячи уже давно находились в глубокой интеллектуальной отключке, осоловело хлопая густо накрашенными ресницами. Очевидно, их коэффициент ай-кью не вынес напора дерзкой абитуриентки и объявил безоговорочную капитуляцию. — Деточка! — уже увереннее продолжила мадам, наконец-то поняв, что наше общение приобрело форму «тет-а-тет», уподобившись беспощадной дуэли один на один. — Да вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что уже напрочь завалили собеседование, дающее вам право на бесплатное поступление? — Она возмущенно затрясла кипой моих дипломов о победах на различных городских, областных и региональных олимпиадах по литературе. — А на платное вам не пройти, у вас денег даже на приличную обувь нет! Вы что, дура?

— Отнюдь! — спокойно заявила я, демонстративно любуясь своими донельзя изношенными кроссовками кустарно-китайского производства. — Дур у вас и без меня хватает, куда вам их еще, солить, что ли? — Я насмешливо покосилась в сторону безмолвно разевающих ротики красоток. — К тому же каждой умной женщине известно, что деньги придумали хитрые мужчины с маленькими… — и я ввернула откровенно грубое слово, испытующе гладя на мадам, так же как и я не отличающуюся стандартной привлекательностью и не блистающую наличием обручального кольца.

Глаза мадам заволокло тусклой поволокой, похоже вызванной воспоминаниями о чем-то своем, личном. Она протянула морщинистую, усыпанную веснушками лапку, схватила меня за рукав грошового трикотажного свитерка и любезно усадила на поставленный перед столом стул.

— А ведь вы правы, деточка! — прочувствованно признала она. — Кстати, будем знакомы, меня зовут Эмма Эдуардовна!

— Ева! — мило улыбнулась я.

— Первая женщина, значит? — Эмма Эдуардовна приветливо кивнула седыми буклями. — И чего же вас понесло на факультет журналистики, резвое дитя?

— Хочу мир спасти! — откровенно брякнула я, поняв, что сумела чем-то покорить ее сухое академическое сердце. — Пока еще не поздно!

— А как же постулат: мир спасет красота? — Седые полоски бровей мадам председательши насмешливо вознеслись на лоб, к линии роста волос. — Слыхали небось?

— Вот эта красота, что ли? — Я бесцеремонно ткнула пальцем в одну из красавиц-ассистенток, сияющую заученно-бестолковой улыбкой. — Силиконово-карамельная? Безмозглая? Ну разве только в горизонтальном положении…

Эмма Эдуардовна вдруг заразительно расхохоталась, звонко и совсем по-девчоночьи.

— Браво! — Она даже хлопнула в ладоши. — Браво, милая девочка! Если бы вы только знали, как я уже устала от этих глупых протеже олигархов, папенькиных дочек, сыновей нефтяных магнатов и племянниц чиновников. Возможно, вы имеете все шансы стать новым лицом и… — она выдержала многозначительную паузу, — умом нашей журналистики. Удачи. — Она размашисто расписалась на бланке результатов собеседования. — Жду вас на лекциях.