– Кто?

– Аквилин, владелец мастерской погребальных урн.

– Где он? Покажи мне его!

В словах Вергилиана мне почудилась ревность.

– Его здесь нет. Старикашку одолели недуги. Он утешается за чтением Сенеки.

– Откуда ты все это знаешь?

– Известно, что любимый автор гробокопателей – Сенека. А знаю старика я потому, что неоднократно сочинял эпитафии для его заказчиков.

Лавиния кривила пухлые губки:

– Почему же Делия не желает показать нам свои истоптанные башмаки?

Она была взбешена нежеланием танцовщицы принимать участие в этом глупом состязании.

– Какая недотрога!

Акретон, бледный и скуластый, смотрел на супругу сенатора узкими щелками своих азиатских глаз с нескрываемой страстью.

– Успокойся, мой барашек! Разве может сравниться с тобой какая-то Делия? Худая, как галчонок!

– Делия капризничает, – укорял танцовщицу Наталис.

Опьяневший Скрибоний стал посылать Делии воздушные поцелуи обеими руками.

– Пусть Делия лучше спляшет нам!

Делия не обращала никакого внимания на призывы. Она устала от славы.

– О Диониссия! Божественная! – не мог успокоиться сатирический поэт.

О танцах Делии говорили в Риме как о чем-то необычайном, и мне очень хотелось посмотреть, в чем же заключается ее искусство.

Когда Делия встала с ложа, я видел, что она внимательно посмотрела на Вергилиана. Я заметил также, что глаза их встретились и в этой мгновенной встрече произошло то, что бывает, когда два человека, женщина и мужчина, до сих пор даже не знавшие о существовании друг друга, неожиданно почувствуют, что их души испытывают влечение, и тогда родится чувство более сильное, чем цепи. Я уже читал об этом у Платона.

Не отрывая глаз от танцовщицы, Вергилиан схватил меня за руку.

– А помнишь, сармат, Пальмиру? Мы встретили там бродячих комедиантов… Теперь я узнаю эти глаза.

На мгновение передо мной возникла залитая солнцем дорога, женщина на ослике под синим покрывалом.

– Откуда она явилась? – спросил Вергилиан Наталиса, показывая движением головы на удалявшуюся Делию.

– Из Антиохии. Муж ее умер там от горячки. Она погибала в римских тавернах, пока ее не увидел случайно этот гробовщик. Теперь у нее свой дом, музыканты… Ах, почему у меня такой бесформенный нос и в наружности нет ничего примечательного, а у таких, как Делия, изумительная красота? К чему она ей? Мучить нас желаниями?

Делия покинула зал, чтобы приготовиться к танцу, и все обернулись, когда она уходила, чтобы посмотреть на ее знаменитую походку. Я слышал, будто бы она раздевалась и одевалась на просцениуме. Впрочем, это была обычная вещь в римских театрах. Да и сейчас ее туника была из прозрачнейшего шелка цвета шафрана. Лавиния хмурилась.

Спустя некоторое время появились арфистки. Это были две египтянки с длинными глазами, какие я видел у женщин на храмовых изображениях в Египте. Они поставили на пол высокие черные, с обильной позолотой арфы, опустились около них на колени и стали лениво перебирать струны, загадочно и стыдливо улыбаясь. К ним присоединились старик с флейтой в руке и полунагой нумидийский мальчик с тамбурином.

Наконец на пороге пиршественного зала вновь показалась Делия с той улыбкой на устах, какой плясуньи обычно подготовляют успех у зрителей. Тогда, обменявшись молниеносным взглядом, египтянки рванули струны. Точно вода звонко заструилась по камням… Я заметил, что ногти у арфисток были выкрашены в пурпуровый цвет.

Музыка мне показалась странной. Иногда в этих струнах была сладость созвучаний двух или трех нот, порой флейта резала слух гнусавой мелодией. Мальчик, все одеяние которого составляла красная повязка на бедрах, курчавый и толстогубый, с равнодушным видом бил в тамбурин…

Уловив в мелодии какой-то одной ей знакомый звук, Делия выплыла на середину залы на пальцах босых ног, держа одну руку согнутой над головой, а другую как бы влача за собою в своем быстром движении по черно-белым плитам мраморного пола. Потом повернулась к нам спиной и так плыла, не опасаясь препятствий…

Высокая нота длилась невыносимо долго. Вергилиан прислушался к музыке, скосив глаза.

– Ты слышишь, сармат? Это оса.

В самом деле, Делия кружилась, как бы отгоняя грациозными движениями рук летающее над ней насекомое.

– Ты слышишь, сармат? Я неоднократно видел этот танец в Александрии. Но никто не исполнял его лучше. Глядя на это зрелище, я вспоминаю каналы, по которым скользили барки с косыми парусами, таверну над черной водой, лотосы и звуки арфы… Да, это Египет! Понимаешь? Девушка живет на берегу Нила. В ее саду цветет персиковое дерево, и над ним летает злая оса…

Делия кружилась так, что казалось, вместе с нею закружились черно-белые плиты. Оса летала над ее головою, и танцовщица отбивалась от нее нагими руками то с детским испугом на лице, то со страстным желанием поймать насекомое. И одно за другим слетали и падали с нее медленными облачками прозрачные покрывала: голубое, зеленоватое, розовое, желтое…