Мы пустились в обратный путь со скифами, несшими на плечах тело императора, прикрытое трагическим палудаментом.

Позади, уже не осмеливаясь сесть на коней и мулов, брели участники паломничества в Карры. Только скифы мрачно ехали на конях и переговаривались на своем странном языке, возбужденные происшедшим. Каждую минуту можно было ожидать от них каких-нибудь безумных поступков. Опасаясь худшего, некоторые из сопровождавших императора в его благочестивом путешествии исчезли как дым: среди них были евнух Ганнис и, как это ни странно, Филемон Самосатский. Зато Гельвий Пертинакс, зоил и насмешник, не щадивший даже богов, следовал за носилками и шептал Вергилиану:

– Погиб второй Геракл! Но, увы, не в огне, не на поле брани и не в борьбе с Немейским львом, а в отхожем месте!

– Еще не известно, чем все это кончится, – тихо сказал Дион Кассий, поглядывая исподлобья на скифов.

Пертинакс оглянулся по сторонам.

– Кончится это тем, что выберут нового августа. Такого, знаете, полубога, вроде не очень твердого в орфографии Адвента, или хитрую лису Макрина, и все пойдет своим чередом. Кому субсидию, кому право трех детей, кому теплое местечко в официи продовольствия, где всегда можно погреть руки. И все будут довольны. Много ли нужно смертному?

– Дело не в теплых местечках, а в судьбах республики, – мрачно заметил услышавший последние слова Корнелин, которого всегда раздражали хорошо подвешенные языки.

Пертинакс многозначительно рассекал перстом воздух.

– Если выражаться высоким слогом. А в сущности, все сводится к тому, чтобы урвать жирный кусок мяса на этом пиру богов, который называется римским владычеством над миром. От Эфиопии до Скифии.

– Это, пожалуй, тоже из области высокого стиля, – сказал Вергилиан.

– Почему? – удивился Пертинакс.

– Потому, что ни для кого не тайна, что эфиопы и скифы уже не опасаются Рима и считаются с римской властью постольку, поскольку это им выгодно. Скоро никаких легионов не хватит для их укрощения.

– Так в этом же и есть назначение Рима, – вмешался врач Александр, которого только теперь заметил Вергилиан, хотя именно он удостоверил смерть императора, приложив ухо к его переставшему биться сердцу.

Пертинакс обнял Александра с хитрой улыбкой.

– В чем назначение Рима?

– Рим должен править миром для общего блага. Без Рима все придет в замешательство, пшеницу заглушат на полях плевелы, дороги сделаются непроходимыми от разбойников, варвары разрушат акведуки и академии.

– Может быть, это и так, – поморщился Пертинакс, довольный, что теперь возможно стало, не опасаясь преследований, высказывать самые сокровенные мысли, – но это значит, что варварам и всем, кто будет разрушать подобные сооружения, не нужны ни акведуки, ни дороги. По крайней мере в настоящее время.

– Да, кажется, они живут счастливее нас и без акведуков, – поддержал Пертинакса Вергилиан и получил в ответ сочувственную улыбку.

Корнелин был другого мнения:

– Люди – как дети. Ими нужно руководить, иначе они разрушат самый дом, в котором живут.

– Ты рассуждаешь правильно, префект, – заметил, все так же тонко улыбаясь, Пертинакс, – но, вероятно, существуют же какие-то законы, которые управляют не только поступками людей, но и судьбой народов?

Корнелин, которому были не по вкусу эти философские рассуждения, тем не менее не желал расставаться со своей излюбленной темой:

– И все-таки Рим вечно должен существовать на благо человечества.

– Не надо думать только, что Рим – это Рим на Тибре. Он – не географическое понятие, а некая идея порядка, организация хаоса. С такой поправкой я принимаю твои слова.

Это произнес врач Александр, убежденный поклонник римской мудрости.

– А собственно говоря, в чем заключается благо, которое несет народам Рим? – спросил Вергилиан. – В том, чтобы было удобно торговать? Но разве мы не видим вокруг себя голодных и пресыщенных?

Корнелин нахмурился:

– Ты высказываешь предосудительные мысли. Можно подумать, что ты христианин.

Однако в мире сегодня веял воздух свободы. Вергилиан уже не мог удержаться и громил существующий порядок:

– Для чего все это? Чтобы еще один ростовщик построил дом из мрамора?

– Строят из мрамора не только ростовщики. Покойный император тоже возводил термы и портики, – возражал Корнелин.

– Предположим. Мы построим еще десять пышных портиков. Но это не изменит жизнь людей. Как все это надоело! Куда ни приедешь, всюду одно и то же. Портик, лупанар, лавка менялы… Опять портик, еще один лупанар. Но эта роскошь и пустая красота никому уже не доставляют удовольствия, а бедняков подачками отучили от труда. Так живут римляне. Цирк и плохая риторика в стихах, как говорит мой друг Скрибоний.