В доме было так тепло, так чисто, что Гордон сразу же подумал про свои покрытые грязью и копотью руки, золотистую щетину на кирпично-красном потном лице, арабский бурнус и особенно ноги в насквозь пропыленных сандалиях.

— Не удивительно, что когда Христос пришел из пустыни, ему первым делом омыли ноги, — сказал он. — Ноги всегда подводят. Уиллис! — крикнул он. — Принесите-ка мне таз с водой, а?

Но генерал не дал сбить себя с позиции этой бесцеремонностью. — Я потому выбрал для встречи с вами это место, — заметил он ровным голосом, — что владения нефтяной компании представляют более или менее нейтральную зону между племенами и правительством Бахраза. Очень сожалею, что не имел возможности просто разбить где-нибудь палатку. Садитесь, пожалуйста.

Гордон резким движением распахнул полы своего бурнуса, поднял его, как юбку, и сел. — Я могу пробыть здесь полчаса, — сказал он генералу. — Дольше оставаться небезопасно. Поговорим о деле, а потом уже кофе.

Глаза у генерала стали стеклянные от раздражения. — Могу вас заверить, что вы здесь находитесь в абсолютной безопасности.

— Не сомневаюсь. Ничуть не сомневаюсь, генерал. Но мне предстоит обратный путь через пустыню, а это часом позже может быть уже не столь безопасно. Смит только что украл новенький броневик, и я вовсе не желаю, чтобы мне его покорежили бахразские самолеты, когда они начнут шнырять над пустыней, охотясь за нами, что будет очень скоро. Так что давайте приступим.

Торопливо вошел Уиллис с эмалированным тазом, полным воды. Как только он поставил таз на пол, Гордон сбросил сандалии и сунул ноги в воду. — Ну вот! — видимо наслаждаясь, воскликнул он. — Так что же привело генерала Мартина в пустыню? Вы представляете правительство Бахраза?

— Если уж на то пошло, — возразил генерал, глядя, хоть и с отвращением, как Гордон болтает в воде ногами, он решил выдержать все до конца, — если уж на то пошло, то я представляю правительство Англии. Но у меня есть некоторые обязательства перед Бахразом. По всей вероятности, вашим друзьям из бедуинских племен это известно. Надеюсь, вам не грозят неприятности из-за этой встречи?

— А вам, генерал?

— Мне? Конечно, нет.

— Почему же, если вам не грозит неприятность от вашего правительства, вы думаете, что мне грозят неприятности от моего?

— Прошу извинить меня, — начал генерал.

— Будем рассуждать так, генерал. Если в вашем лице представлены и Англия и Бахраз, то у меня положение не столь двусмысленное, так как я разговариваю с вами просто как вольный араб. — Он вздохнул и пошевелил в воде пальцами.

Это было уже слишком. — Ваша фамилия Гордон, — резко сказал генерал. — Вы англичанин. Этого ничто не может изменить.

Невозмутимость Гордона росла по мере того, как истощалось терпение генерала. — Не советовал бы вам строить на этом свои расчеты, — заметил он. — Мое английское происхождение касается только меня. Дело, которое я здесь делаю, касается арабов.

— Я ни на что не, посягаю, — поспешил оговориться генерал, вновь обретая привычную сдержанность тона. — Разумеется, ваше происхождение касается только вас. Но если вы в такой мере считаете себя арабом, тем лучше: значит, вы именно тот человек, с которым я хотел повести разговор.

— Превосходно! Будем разговаривать! — Гордон потер ногу об ногу и снова испустил вздох наслаждения.

Генерал почувствовал, что дал себя поторопить. Все его опасения оправдывались и даже с избытком: Гордон оказался куда более трудным орешком, чем он думал.

— Так вот что: я должен просить вас положить конец восстанию племен, — сказал генерал. — Видите ли, Гордон, тут дело серьезное.

— Да! — Гордон минуту помолчал, как бы размышляя. — Дело, безусловно, серьезное. Вы просите, чтобы я положил этому конец? Положил конец восстанию племен?

— Совершенно верно.

Казалось, будто Гордон засмеялся, но ни одного звука не слетело с его обветренных губ. Он снова пошевелил ногами в воде. — Что ж, это очень лестно для меня, — сказал он, — но это глупо. Неужели вы воображаете, что в моей власти прекратить восстание?

— Да, я так думаю, — ответил генерал все с той же подчеркнутой вежливостью.

— А почему вы так думаете?

— Потому что вы — одна из главных фигур этого восстания, один из его зачинщиков. Вот хотя бы сейчас — зачем вы приехали в Джаммар? Чтобы вовлечь в движение два племени, населяющие окраинный район пустыни. Вы хотите использовать их для захвата последнего бахразского аэродрома. Все это мне доподлинно известно.

— Что же тут удивительного? Я не делаю тайны из того, что служу восстанию кочевых племен. Бахраз тем более не делает из этого тайны. Если не ошибаюсь, за мою голову назначена награда в две тысячи бахразских фунтов?

— Этот вопрос меня не касается. Я прибыл сюда для того, чтобы заявить вам самым решительным образом: восстание должно прекратиться. Вы не должны посягать на окраинные районы, и в частности на аэродром. Я обращаюсь к вам и к вашему другу мистеру Смиту, так как считаю, что вы можете положить этому конец.