Развитие национальной идеи в Румынии. Румынская нация с нетерпением ждала того момента, когда она будет в состоянии не только разорвать последние узы, еще связывавшие ее с Турцией, но и освободиться от русской опеки. Последнее стремление было еще сильнее первого. Самые популярные румынские ораторы и писатели доказывали стране, что она должна быть независимой; они требовали, чтобы Молдавия и Валахия, население которых имеет одно и то же происхождение, говорит на одном и том же языке и имеет одинаковые интересы, слились в одно государство. Более того, они мечтали о воссоздании великого румынского отечества путем присоединения к нему всех тех из его провинций, которые находились в руках Австрии и России (Трансиль-вания, Буковина, Бессарабия). В области внутренней политики они желали освобождения крепостных, отмены всех привилегий и установления действительно свободного и демократического режима. Народное просвещение, распространявшееся с 1821 года все больше и больше, и явно заметный рост материального благосостояния усиливали народную партию и делали ее все более смелой. Филармоническое общество, основанное Кампинеано, сделалось с 1835 года главным центром литературной и политической пропаганды в княжествах. Под его влиянием было основано много новых школ. В Бухаресте был открыт национальный театр. Периодическая печать начала играть значительную роль в этом городе и даже в Яссах. Румынский вестник, под редакцией Элиада, «стремился, проводя реформу языка, развивать попутно национальное самосознание и ненависть к панславизму. Николай Бальческо и Лавриани в Историческом обозрении Дакии, а Когальничеано в Румынском архиве воскрешали в памяти читателя великие национальные традиции и рисовали перед ним картину древних учреждений». Образовались тайные общества, имевшие целью подготовку, — а в случае надобности и осуществление, — переворота. Неудача сделанной в конце 1840 года попытки низвергнуть Александра Гику нисколько не обескуражила националистов и либералов. Николай Бальческо, Ян Гика и майор Телль основали в 1844 году Союз братьев. Этот союз, как и предшествовавшее ему тайное общество, потерпевшее неудачу при попытке низвергнуть Гику, поставил себе целью восстановление национального единства и древней демократической формы правления. Влияние французского языка, французской литературы и прессы, давно уже быЕшее очень сильным в дунайских княжествах, тоже придавало смелости румынским патриотам. Большинство из них ждало из Парижа поддержки и сигнала. Ниже мы увидим, что после февральских событий 1848 года румыны не захотели больше держаться выжидательной политики и видели осуществление своих стремлений лишь в революции.

Восстановление абсолютизма. Фердинанд VII вернулся в Испанию [81] с твердым намерением восстановить старый порядок, если только народ позволит ему это, и народ пошел навстречу желаниям короля. За конституцию 1812 года стояла лишь ничтожная горсть образованных. Придворная же знать, почти все духовенство, значительное количество генералов, невежественная и фанатичная плебейская масса — словом, почти вся Испания желала господина.

Сначала Фердинанд VII занял выжидательную позицию и старался считаться с кортесами, пока не почувствует себя в силах одолеть их. Но овации, которыми он был встречен в Хероне, Реусе, Таррагоне и Сарагоссе, показали ему, что он может дерзать на все. В Валенсии депутат Мосо де Росалес сравнил шестилетие, истекшее со времени отъезда короля, с анархическими сатурналиями, которыми персы отмечали дни, следовавшие за смертью их шахов, «дабы опыт бедствий, которые им приходилось выносить в это время, заставил их быть более верными новому монарху». Либералы после этого прозвали тех из своих товарищей, которые изменили делу свободы, персами, но персы имели за собой короля и народ. 4 мая 1814 года Фердинанд объявил конституцию и декреты кортесов недействительными, «как если бы эти факты никогда не существовали и даже не оставили следов».

В ночь с 10 на 11 мая генерал Эгиа, генерал-капитан Новой Кастилии, арестовал в Мадриде вождей либеральной партии. 13 мая Фердинанд торжественно вступил в столицу. Он был теперь самодержавным королем.

И тут началась бешеная реакция. Выли восстановлены старые советы — Кастильский, Вест-Индский, Финансовый, Военный и Совет орденов. Восстановлена была инквизиция, и создан специальный орденский знак для инквизиторов. 14 апреля 1815 года король посетил инквизиционный трибунал, присутствовал на его совещаниях, подписал его приговоры, осмотрел его тюрьмы и принял участие в трапезе в здании инквизиции. Иезуиты с триумфом вернулись в Испанию. Монастыри были восстановлены, им возвратили все отнятое у них имущество, а покупщики монастырских имуществ, не получив никакого возмещения убытков, оказались попросту ограбленными. Печати заткнули рот, личная свобода попиралась самым бесстыдным образом.

Свои именины (день св. Фердинанда) 30 мая 1814 года Фердинанд отпраздновал изгнанием из пределов королевства всех испанцев, признавших власть короля Жозефа. Тюрьмы наполнились либеральными депутатами. 15 декабря 1815 года король потребовал следственные материалы по их делам и на полях обвинительных актов собственноручно написал меру наказания для каждого из 51 обвиняемых — славнейших представителей страны.

Бывших друзей Годоя постигла не лучшая участь, чем приверженцев короля Жозефа. Фердинанд VII заставил своего отца подтвердить отречение, подписанное им 19 марта 1808 года. Фердинанд требовал, чтобы Карл I Vpaccтaлcя с «князем мира», и приказал своему римскому послу шпионить за тем и другим: в архиве Алкала де Хенарес хранятся копии писем Годоя, королевы и Пепа Тудо, перехваченных агентами Фердинанда VII.

Вместе с тем Фердинанд изображал азиатского монарха, давал аудиенции всякому желающему и ночью, переодетый, расхаживал по улицам Мадрида. Послеобеденные часы он любил проводить в монастыре Decalzas reales; монахини угощали его конфетами, а он расплачивался за угощение веселыми сплетнями.

Камарилья. У короля был свой кружок приближенных; в него входили русский посол Татищев, нунций Гравина, каноники Остоласа и Эскоикис, герцоги Инфантадо и Алагон. Бывший уличный рассыльный, комиссионер Антонио Угарте, был поверенным в делах короля, бывший водовоз Педро Кольядо — его шутом. Эти люди распоряжались в Испании всем, но король, вечно опасаясь оказаться под чьим-нибудь влиянием, часто менял своих фаворитов. Иные из его министров сохраняли свой портфель не более 27 дней, а двое получили отставку даже через 48 часов после своего назначения. Маканас был арестован в своем собственном доме самим королем. Министр полиции Эчаварри нашел приказ о своем изгнании по возвращении домой из дворца, где весело провел вечер с королем.

Казалось, что власть находится в руках умалишенных. В один прекрасный день вице-губернаторы Валенсии, Севильи и Кадикса получили предписания арестовать генерал-капитанов этих городов, расстрелять их и занять их место. Ни один из них не осмелился привести в исполнение столь странный приказ. Видя, что дело приняло такой оборот, военный министр заявил, что здесь произошло предательство, и обещал награду тому, кто укажет дерзкого фальсификатора королевских приказов. Писец, рукой которого были написаны эти приказы, был найден, предан суду, оправдан и тотчас же… получил от короля в награду пенсию в 4000 реалов.

Общие интересы Испании были обеспечены не более, чем личная свобода граждан. Фердинанд тратил без счета, забирал у министров деньги, украденные ими из касс их ведомств, и помещал свои капиталы за границей. Когда однажды морской министр купил в России шесть кораблей и три фрегата, то по прибытии этой флотилии в Кадикс оказалось, что только один корабль и один фрегат пригодны для плавания, и экспедиционный корпус, который должен был отправиться в Америку, не мог отплыть.

На Венском конгрессе Испания была представлена лишь одним ничтожным министром. На конгрессе Испании было предложено вернуть Оливенцу Португалии, и испанский король не смог даже добиться возвращения Пармы инфанту Карлу-Людовику, который должен был удовольствоваться герцогством Лукка и рентой в 600 000 франков.