– Как ты себя чувствуешь? Ты можешь передвигаться? – спросил у шофера Европеец.

Тот кивнул.

– Она раздробила мне плечо, но двигаться я смогу.

– Ты должен! – приказал широкоплечий Европеец, как старший по положению, расстегивая свой плащ. – Ладно, надевай мой плащ. Я хочу, чтобы Монах оказался здесь! Быстро!

– О боже мой!

– Карлос хочет, чтобы Монах тоже был здесь.

Раненый с трудом поднялся, надел плащ и прошел к машине. Европеец, придерживая дверь, наблюдал за шофером, чтобы быть уверенным, в состоянии ли тот справиться со своей сложной задачей. Он должен был справиться. Шофер перетащил труп Дэвида Эббота в особняк, и оба приступили к последнему этапу операции. Все участники этой ужасной сцены были размещены в комнате в максимально естественных позах, которые говорили о том, что драма разыгралась внезапно и была полнейшей неожиданностью для участников этой встречи, где, кроме всего прочего, по замыслу режиссера, должен был присутствовать и Борн. Это была последняя акция по его изоляции. Когда все участники заняли свои места, согласно предположению о непринужденной и даже дружеской беседе, Европеец протер все предметы, к которым либо он, либо шофер могли прикоснуться, и подошел к небольшому столику, где на серебряном подносе стояли бокалы для бренди. Он взял один из них и поднес к свету. Его ожидания подтвердились: бокал никто не трогал.

Европеец поставил его на стол и вытащил небольшой пластиковый пакет, из которого извлек кусочек прозрачной ленты. Ее он также просмотрел на свет. На этой ленте находились отпечатки пальцев правой руки Борна, снятые с бокала Пьера, полученного в кабинете Джементшафт Банка в Цюрихе. Аккуратно взяв бокал, он с виртуозностью специалиста, которым несомненно был, приложил ленту к нижней части бокала, после чего снова посмотрел его на свет. Теперь отпечатки были отчетливо видны даже при недостаточно сильном свете настольной лампы. После этого он кинул бокал в угол, где пол не был прикрыт ковром, взглянул на осколки и отшвырнул некоторые из них в сторону.

Этого было вполне достаточно…

– Поздно, – ответил Борн, бросая чемоданы на кровать. – Нам надо отсюда уезжать, и как можно скорее.

Мари сидела в кресле. Она вновь перечитывала газету, выбирая отдельные фразы и повторяя их по нескольку раз. Мари пыталась полностью сосредоточиться и, в конце концов, осталась довольна проделанной работой.

– Я права, Джейсон. Кто-то передает тебе сообщение!

– Обсудим это позже. Мы и так уже тут задержались. Газеты появятся в отеле через час, а что касается утренних газет, то с ними дело еще хуже. Все окружающие увидят твою фотографию и обратят на тебя внимание. Собирай вещи!

Мари поднялась, но была не в состоянии двигаться. Она вынудила его обратить на себя внимание.

– Да, мы поговорим обо всем попозже, но ведь ты собираешься покинуть меня, и я хочу знать, почему.

– Я же сказал, что об этом мы поговорим потом. – Он не пытался уклоняться от ответа, но сейчас было не до разговоров. – Ты все хочешь знать, и я тебя отлично понимаю, но сейчас я хочу только одного, чтобы мы как можно скорее убирались отсюда. Собирай свои вещи, черт побери!

Его неожиданное раздражение возымело действие.

– Да, конечно, сейчас я буду готова, – прошептала она.

Наконец они спустились на лифте в холл. Как только он увидел часть мраморного пола через дверь лифта, ему стало казаться, что они находятся в клетке, из которой есть только один выход – в капкан. Очень скоро он понял, почему у него возникло это чувство. За столом дежурного располагался консьерж, перед которым лежала точно такая же газета, что и в кейсе у Мари. Консьерж читал с огромным интересом, буквально пожирая глазами текст и ковыряя во рту зубочисткой.

– Проходи направо прямо к двери. Я встречусь с тобой на улице. Понятно?

– О, мой бог! – шепнула Мари, увидев дежурного за чтением газеты.

– Иди! Я быстренько с ним расплачусь.

Звук шагов Мари по мраморному полу был раздражающим фактором, которого Борн весьма опасался. Консьерж оторвал взгляд от газеты, но Джейсон уже подходил к нему, стараясь загородить Мари.

– У вас прекрасные условия, – сказал он по-французски, – но у меня появились срочные дела в Лионе. Общая сумма счета, видимо, будет где-то около пятисот франков. У меня нет времени на уточнение.

Разговор об уплате всегда был самым важным для служащих таких заведений. Консьерж мгновенно все подсчитал и представил счет клиенту. Джейсон заплатил по счету и нагнулся, чтобы поднять чемоданы, но вынужден был взглянуть вверх, привлеченный звуком удивления, вырвавшегося из открытого рта консьержа. Тот переместил взгляд на Борна: их взгляды встретились. Служащий пытался сдержать внезапно подступивший к нему ужас.

Джейсон быстро направился к выходу, одновременно наблюдая за столиком дежурного. Тот взялся за телефон.

– Быстро уходим! – закричал Борн. – Лови такси!

Машина стояла возле улицы Лекурб, в пяти домах от отеля. Борн изображал из себя неопытного американского туриста, используя ломаный французский, который так хорошо помог ему в Банке де Вали. Таксисту он объяснил, что со своей очаровательной подругой желает уехать на день или два из центра Парижа куда-нибудь туда, где они могли бы побыть в одиночестве. Может быть, водитель знает какое-нибудь местечко, которое им подойдет?

Конечно, таксист знал и помог им сделать нужный выбор.