— Тогда вытаскивай свои записки, просмотри их и выбери пять или шесть кандидатов в связные, — предложил Дэвид.

— На то, чтобы составить команду, уйдут часы, а может, и дни, — возразил разведчик. — Перед нами же уже высятся баррикады, и их нужно немедленно брать. У нас нет лишнего времени… у тебя его нет.

— На такие цели время всегда должно найтись! Приступай же к формированию группы.

— Послушай, мы можем действовать по-другому, — не сдавался Алекс. — Панов подсказал тебе куда лучший путь.

— Мо?

— Ну да! Он же упоминал о твоей истории болезни как об официальном документе.

— Упоминал, говоришь, об истории болезни? — Уэбб как-то подзабыл о ней, а вот Конклин помнил. — Но при чем тут она?

— Да ведь со ссылками на нее и было заведено новое досье на тебя. Я обращусь в службу безопасности и выдвину иную версию, отличную от представленной в твоем личном деле. Ну, а если вдруг мне это не удастся, то я смогу по, крайней мере дать свою трактовку изложенных врачами фактов. Благодаря этому хоть кого-то да удастся призвать к ответу, — правда, только в том случае, если я прав и у них действительно лопнула какая-то нить. Эта история болезни — единственное наше оружие. Она регистрирует голые факты, что же касается выводов, которые могут быть сделаны на их основе, то они в историю болезни не вносятся. А посему сотрудники службы безопасности несут персональную ответственность за составляемые ими характеристики на интересующих их ведомство людей и при одной лишь мысли о том, что кто-то обнаружил сбои в системе, будут готовы все пустить под откос. Этим-то мы и воспользуемся… Все, что нам нужно, — это подбросить им кое-что.

— Алекс, — промолвил Дэвид, приподнявшись со стула, на котором сидел напротив потертого дивана, — только что ты употребил слово «сюрприз».

— Я исходил из того, что их сценарий — далеко не безупречный, где-то они допустили промашку.

— Под сюрпризом, как представляется мне, можно понимать что угодно. Эти типы называют меня патологической личностью, шизофреником. А это значит, по их мнению, что я склонен предаваться «фантазиям»: иногда говорю правду, иногда — нет, хотя лгать никогда не лгу, поскольку отличить истину от вымысла я просто не в состоянии.

— Да, именно так они и говорят, — согласился Конклин. — А некоторые, возможно, и верят в это. Ну и что дальше?

— А вот что: почему бы нам действительно не преподнести им своего рода сюрприз? Устроить им такую западню, о которой они и не подозревают? У меня конкретный план: довести каким-либо образом до их сведения, будто Мари удрала из плена, тотчас связалась со мной, и я уже отправился в указанное ею место.

Алекс нахмурился сперва, затем глаза его расширились, морщины разгладились.

— Великолепно! — произнес он. — Господи, это действительно великолепно! Замешательство распространится в их рядах со скоростью лесного пожара: ведь в любой операции, даже не столь уж секретной, только два или три человека в курсе всех деталей, другие же пребывают практически в полном неведении. Боже мой, представляешь, что будет? Ведь это было санкционированное сверху похищение! Те, кто задумал всю эту авантюру, могут по-настоящему запаниковать и сцепиться друг с другом: кто захочет из них взять вину на себя?.. В общем, вы придумали замечательный ход, мистер Борн!

Как ни странно, Уэбб не обиделся, услышав подобное обращение, а принял это как должное.

— Послушай, — сказал он, вставая, — мы оба порядком устали. Нам известно уже, как раскручивать это дело, так давай-ка поспим часок-другой. А когда проснемся, еще раз обсудим наш план… Лучше хоть слегка подремать, чем вовсе глаз не смыкать, — чему-чему, а этому нас жизнь давно научила.

— Ты возвратишься в отель? — спросил Конклин.

— Конечно же нет! — ответил Дэвид, глядя на бледное, изможденное лицо разведчика. — Дай мне одеяло: Я устроюсь прямо здесь, у бара.

— Ты и впрямь научился не обращать внимания на мелочи, — заметил Алекс, поднимаясь с дивана, и, припадая на ногу, зашагал к кладовке, расположенной у камина. — Если даже по той или другой причине эта атака окажется последней в моей жизни, я все равно ринусь на приступ с криком «ура». Возможно, нам многое удастся расставить по своим местам. — Взяв одеяло и подушку с полки, Конклин повернул назад. — Представь себе, у меня вчера словно предчувствие было, что ты заявишься ко мне. Знаешь, чем занялся я после работы?

— Конечно: а разбитое бутылочное стекло на полу на что?

— Нет, я не об этом, а о том, что было до того.

— О чем же именно?

— А вот о чем. Ни с того ни с сего я вдруг наведался в супермаркет, накупил всякой всячины: мяса, яиц, молока, даже этого клейкого месива, которое зовется овсяной кашей. Помнится, раньше я ее в рот не брал.

— Аппетит, я знаю, у тебя отменный: коль проголодаешься, то и с горой управишься. Чего уж там скромничать!

— Когда мне действительно хочется есть, я иду в ресторан.