— Короче, они ставили своей целью затащить тебя в Коулун. Их план был основан на прежнем опыте…

— Это можно и пропустить, — прервал Конклина Дэвид. — Главное сейчас — это понять, для чего они заварили всю эту кашу.

— Тот человек сказал, что ты им нужен, — не ты, Уэбб, а Борн.

— Почему же они утверждают, будто Борн уже там? Я передаю тебе слова Мак-Эллистера. Кстати, он участвует в этом деле?

— Нет, таких сведений наш незнакомец мне не давал, но, возможно, я смогу сыграть на этом, чтобы надавить на них. Зато я услышал от него кое-что другое, Дэвид, о чем ты должен знать. Они никак не могут разыскать посредников, через которых осуществлялась вербовка исполнителей, и не имеют ни малейшего представления о том, кого именно им наняли и что вообще происходит. Они полагают, что оставаться в неведении будут недолго, но факт остается фактом: им неизвестно, где сейчас Мари. Кто-то еще, помимо них, хотел бы заманить тебя туда. Он-то и перехватил инициативу.

Уэбб поднес руку ко лбу, закрыл глаза, и по его щекам потекли тихие слезы.

— Они достали меня, Алекс! Я не помню, чтобы еще когда-то испытывал подобную боль! Я так люблю Мари! Она так нужна мне!

— Перестань хныкать! — прикрикнул на Дэвида Конклин. — Вчера ночью ты помог мне понять, что мои мозги еще стоят чего-то, чего о теле моем никак не скажешь. У тебя же в порядке и мозги и тело. Пусть же они послужат тебе!

— Но как?

— Стань оборотнем — тем, за кого они тебя принимают. Снова прими облик Джейсона Борна, как сделал ты это когда-то.

— Но с тех пор прошло столько времени…

— Ничего, ты еще сможешь справиться. Сыграй роль, которую они предложили тебе в задуманном ими спектакле.

— А что еще остается мне: выбора-то у меня нет, разве не так? Через громкоговорители в последний раз объявили посадку на рейс двадцать шесть, на Гонконг.

Седовласый Хевиленд положил трубку на рычаг, откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мак-Эллистера. Государственный советник стоял у большого глобуса, установленного на треножнике напротив книжного шкафа. Указательным пальцем он касался того места на модели земного шара, где располагался Южный Китай, но взгляд его был устремлен на посла.

— Все в порядке, — сказал дипломат. — Он на борту самолета, летит в Коулун.

— Господи, будь все оно проклято! — откликнулся Мак-Эллистер.

— Я полагаю, что это выход из того положения, в которое мы попали. Прежде чем возражать мне, обдумайте все те преимущества, которые дают нам столь неожиданные для нас изменения в ситуации. Мы свободны теперь, не отвечаем за дальнейшее развитие событий, поскольку отныне оно будет определяться не нами, а неизвестной нам организацией.

— А мы как же? Повторяю: будь все оно проклято, Господи!

— А известно ли Господу Богу, которого вы помянули, что ожидало бы нас в случае провала?

— Нам была предоставлена полная свобода действий. Единственным сдерживающим началом для нас служила наша мораль.

— При чем тут мораль, господин советник? Во имя высших целей можно пойти на все.

— Но как можно все же пренебречь судьбой живого существа — человека, которым мы манипулируем, вновь возвращая его в страшный мир ночных кошмаров? Кто дал нам такое право?

— У нас не было выбора. Он сможет сделать то, с чем никому другому не справиться, только в том случае, если увидит в этом какой-то смысл для себя.

Мак-Эллистер крутанул глобус, и тот вращался все то время, что советник шел к столу.

— Возможно, я не должен был бы этого говорить и все же скажу, — произнес он, стоя напротив Раймонда Хевиленда. — Вы самый безнравственный человек, которого я когда-либо встречал.

— Вы заблуждаетесь, господин советник. Есть одно обстоятельство, которое перевешивает все грехи, когда-либо совершенные мною. Я ни перед чем не остановлюсь, готов пойти на любую подлость, лишь бы эта планета не взлетела на воздух вместе со всеми нами, включая и некоего Дэвида Уэбба, которого в тех краях, куда я хотел бы завлечь его вновь, знают как Джейсона Борна.

Над гаванью Виктория прозрачной вуалью вздымался туман, когда огромный реактивный самолет делал круг для захода на посадку в аэропорту Кай-Так. Ровная, без разрывов, утренняя дымка сулила колонии высокую влажность. Внизу, там, где простиралась водная гладь, среди стоявших на рейде грузовых судов мирно покачивались джонки и сампаны, неспешно скользили кургузые баржи, ползли, пыхтя, многоярусные паромы и резво неслись редкие патрульные катера. На острове Гонконг, словно гипсовые великаны, поднявшиеся над туманом, чтобы отразить от себя пробившиеся из-за горизонта первые лучи утреннего солнца, вздымались ввысь сомкнутыми рядами гигантские небоскребы.

Созерцая открывавшийся взорам авиапассажиров пейзаж, Уэбб, так и не сняв нервное напряжение, предавался мрачным мыслям о том, что ждет его впереди. Где-то там, на этой ввергнутой в круговерть суеты перенаселенной сверх всякой меры земле, находилась Мари, и как ни мучительно было думать об этом, но факт остается фактом.

Однако и в сей отнюдь не радостный час давал знать о себе сидевший в Уэббе ученый. Несмотря на терзавшие его горестные думы, он вглядывался в расстилавшийся под крылом воздушного лайнера край с сосредоточенным вниманием исследователя, пытающегося получше рассмотреть в матовые линзы микроскопа заинтересовавший его предмет, который мог бы в случае удачи дать пищу для размышлений и стать объектом дальнейших научных поисков. То, что видел Уэбб, было знакомо ему и незнакомо, и это сбивало его с толку и внушало страх.