Всё, мы почти у цели. Хребет заметно пошёл под уклон, в просветах деревьев завиднелось каменистое русло ручья. За ручьём — ротный опорный пункт ВДВешников. Там наша колонна, там отдых. Но едва ли осознание этого даёт сил, скорее, наоборот. Ну, мужики! Ну, ещё чуть-чуть! Я вижу, как тяжело даются последние сотни метров моим бойцам. Я сам едва переставляю ноги, но не смею даже на мгновение проявить слабость. Я даже выдавливаю из себя обнадёживающую улыбку, пытаясь подбодрить вдруг пришедшего в сознание Эда. Я по-прежнему иду в замыкании. Рядом сопит тяжелогруженый Тушин, кроме своего пулемёта у него автомат и рюкзак Довыденко. Чаврин снова тащит свой ПКМ, Вячин сменил у носилок Баранова. Самым первым, взвалив на плечо Гаврилюка, устало вышагивает Прищепа. Идущий следом за ним Кудинов тащит три запиханных один в другой рюкзака и связку оружия — раненых и трофейное. Его бы бросить… Но теперь ни к чему. Мы вываливаемся на открытое пространство русла и со стуком выворачивающихся из-под ног камней пересекаем водную преграду. Со стороны РОПа к нам бегут ребята из группы капитана Гуревича. Сам Гуревич идёт следом, мой ротный — майор Фадеев, стоя на бруствере окопа, машет рукой. Всё, пришли! Разведчики первой группы уже рядом…

И только передав им раненых, я отчётливо сознаю, что теперь действительно всё — боевое задание закончилось. Пропустив вперёд носилки и раненых, мы буквально вползаем по узкой тропе на территорию блокпоста, охраняемого десантниками. Игорь хлопает меня по плечу, что-то говорит. Хорошо… мы почти дома.

Задымлённая, зачуханная, измотанная долгим бесцельным стоянием на одном месте десантура, впрочем, ничем уже давно не отличающаяся от обычной пехоты, с вытаращенными глазами наблюдала за выходящей из леса моей — спецназовской группой. На лицах десантников было написано смешанное выражение зависти и восхищения. Только что вышедшие из боя, с грязными, заросшими щетиной лицами, с окровавленными разгрузками и маскхалатами, одетые кто во что горазд, несущие раненых, спецназовцы, наверное, казались мальчишкам — десантникам инопланетянами, случайно опустившимися на охраняемый ими уголок земли. Внеземными существами, которые действительно могут всё. Я смотрел на своих бойцов и почти улыбался: в чём-то эти встречающие нас пацаны действительно были правы: мои ребята действительно могли многое! Мы выполнили задачу и вернулись. Вернулись! Мы вернулись, но потеряли одного спецназовца. Да, именно мы. Не знаю, в каком подразделении на самом деле служил Виктор, но человеком и спецназовцем он оказался настоящим… Вспомнив о полковнике Юрасове, я вспомнил и о том, что нас должны были ждать не только свои…

А вот и они… Из командирской палатки, щурясь от дневного солнца, на свет божий выползли два субъекта. Ещё трое, не замеченные мной ранее, появились со стороны периметра. Все с калашами — семь шестьдесят две, в крутых разгрузках и ядовито-зелёном, франтовском камуфляже. Те, которых двое, зыркнули по сторонам, словно проверяя, на месте ли их «группа поддержки» и, не сговариваясь, одновременно шагнули в мою сторону.

— Ефимов? — презрительный взгляд, надменное лицо.

Появилось желание тут же послать спросившего куда подальше и идти своей дорогой. Но я сдержался.

— Да, — вместо этого подтвердил я. И, продолжая изо всех сил бороться с собственными эмоциями, почувствовал, как на растрескавшейся губе выступила капелька крови.

— Где Тарасов? — я ждал этого вопроса.

— А вы кто, собственно, такие? — то, что у этих типов полномочия задавать вопросы есть, можно было не сомневаться, но задать встречный следовало. Хотя бы из приличия.

— Прокуратура, — бухнул впереди стоящий. Я мысленно усмехнулся, тем не менее «прокурорский работник» протянул удостоверение. Всё правильно: фотография, печать. Запись — кто, что, фамилия — мне ни о чём не говорит. Нарышев, значит Нарышев. Вроде всё правильно, но с таким же успехом можно было показать любую липовую ксиву… Впрочем, без соответствующего указания вышестоящего командования в отряде их бы не приняли. Прокуратура, значит… Хорошо, хотя можно не сомневаться, они такие же прокурорские работники, как и я.

— Тарасов погиб, прикрывая отход группы, — дав такой ответ, я думал, что они тут же набросятся на меня с вопросами, почему мы его бросили, но этого не произошло, словно они ждали именно такого ответа.

— Он Вам ничего не передавал? — вежливо, очень вежливо.

— Нет, — отрицательное качание головой отдалось резкой болью в ушах. Похоже, последние капли адреналина в моём организме кончились, начался неизбежный откат в усталость. Прокурорские переглянулись. Интересно, а они что, рассчитывали, что противоборствующий им полковник отдаст документы прямиком в их руки?

К нам спешно подходит руководивший погрузкой раненых майор Фадеев.

— Надо ехать! — кивает он в сторону ревущей мотором брони и, обращаясь к стоявшим передо мной типам: — Там тяжелораненый.

— Две минуты, — похоже, «прокурорские» не собираются конфликтовать, и уже ко мне: — Позвольте вас осмотреть?

Во как: не обыскать — «осмотреть». Мой взгляд, брошенный на Фадеева и его ответный взмах рукой не укрылись от пристально наблюдающего за нашими действиями Нарышева.

— Осматривайте! — в словах открыто звучит злость.

— Позвольте Ваш рюкзак!

Ишь какие вежливые, или как там, в «Джентльменах удачи»: «Вежливость — главное оружие вора»? Где-то так. Стряхиваю с себя изрядно опустевший РР.

Заглядывают вовнутрь, лезут в кармашки, проверяют спальник, заглядывают в разгрузку. Я чувствую, как нарастает в них раздражение.

— Строить всю группу!

— Бойцы устали! — я вяло сопротивляюсь. Почему вяло, хотя должен был послать их на хрен и срочно дать команду на погрузку всей группы? Потому что документы действительно здесь, и я не хочу, чтобы нас вывернули наизнанку. И так всё висит буквально на волоске. За себя я не переживаю. Если и найдут — то мало когда и что Юрасов мог положить в разгрузку раненого?!

— Вы хотите, чтобы вас судили за оставление противнику раненного полковника Тарасова? — Нарышев тоже не спешил упоминать ведомственную принадлежность погибшего. Мог бы и соврать.

— Нет! — внезапно я понимаю, что это не простая угроза. Стоит им что — либо заподозрить, и меня вывернут наизнанку. — Но я выполнял его приказ!

— Мы Вам верим! — в этом его «верим» прозвучало неприкрытое «пока верим». — Поэтому стройте личный состав!

— Есть! — в подчёркнутом испуге не так много наигранности. Захоти они отправить меня на нары, и никакие свидетельские показания уже не помогут. Майор Фадеев тоже не собирается протестовать.