По совершенно отвесной и гладкой стене сползало небольшое темное существо, цепляясь всеми четырьмя конечностями. Может быть, гибкие цепкие пальцы его рук и ног находили какие-то зацепы и захваты, которые хоббиты не смогли бы нащупать и использовать, но выглядело это так, будто оно приклеивалось лапами к стене, как хищное насекомое, головой вниз, ощупывая и обнюхивая дорогу перед собой. Время от времени Голлум медленно поднимал голову, поворачивал ее на длиной худой шее, и тогда хоббиты видели два бледных огонька, в которых на мгновение отражалась луна, а потом они опять прятались под тяжелыми веками.

— Вы думаете, он нас видит? — спросил Сэм.

— Не знаю, — тихо ответил Фродо. — Думаю, что нет. Даже привычному глазу трудно различить в темноте эльфийские плащи. Я тебя в сумерках с двух шагов уже почти не вижу. А он как будто света не любит.

— Тогда почему он именно тут лезет? — опять спросил Сэм.

— Тише, Сэм! — предостерег его Фродо. — Может быть, он нас вынюхал. Слух у него, кажется, не хуже, чем у эльфов. Может быть, он наши голоса слышал. Мы много орали, когда спускались, и пару минут назад тоже громко разговаривали.

— Он у меня вот где сидит, — сказал Сэм, показывая на горло. — Но это уже слишком, в конце концов я до него доберусь и скажу ему пару слов, пусть попробует от меня удрать, ему это не удастся!

И он, надвинув капюшон, крадучись, направился туда, где со стены сползал Голлум.

— Осторожно! — зашептал Фродо, идя за ним. — Не спугни его. Он страшнее, чем кажется.

Голлум уже пролез по стене три четверти пути и находился в пятнадцати локтях от земли, если не ниже. Притаившись за большим камнем, хоббиты смотрели на него, не отрываясь. Он, по-видимому, попал на трудный участок или что-то почуял и насторожился. Слышалось сопение, свистящее дыхание, которое переходило не то в бормотанье, не то в проклятья. Он поднял голову, и хоббитам показалось, что он плюется. Потом снова пополз. Теперь он был ближе, и они разобрали, наконец, что он шипит и бормочет:

— Ш-шш-ш! Ос-сторож-жно, Прелес-сть моя, не с-спеш-ши. Нам нельз-зя подс-ставлять ш-шею, нет, моя Прелес-с-сть! Голм-голм! — он опять поднял голову, заморгал на луну и быстро прикрыл глаза. — Омерз-зительный с-с-свет, х-холодный… ш-ш-ш… ш-шпионсский с-свет, глаз-з-ски болят.

Чем ниже он сползал, тем лучше было слышно.

— Куда девалас-сь наш-ша Прелес-сть, Прелес-сть моя? Это наш-ше С-сокровищ-ще, наш-ше с-собственное, надо вернуть. Воры, воры, раз-збойники, вориш-шки. Куда они с-спрятались с-с нашей Прелес-стью? Пус-сть провалятся. Ненавиж-жу…

— Ага, он не знает, где мы, — шепнул Сэм еле слышно. — Что это он называет своей «Прелестью»? Неужели…

— Молчи! — тоже шепотом ответил Фродо. — Он очень близко, как бы не услышал.

Голлум, действительно, остановился и поворачивал голову на тонкой шее в разные стороны, полуоткрыв глаза-плошки и прислушиваясь. Сэм сдержался и затаился, хотя у него уже руки чесались. Он только сердито смотрел на неприятную тварь, которая снова поползла вниз, не переставая бормотать и шипеть.

Когда Голлум был уже в нескольких локтях от земли, он повернул вбок и оказался как раз над головами хоббитов, а тут скала была совершенно гладкой, такой, что даже его лапы не смогли найти на ней точки опоры. Голлум попытался поднять голову и повернуть назад или вверх, но не удержался и с громким визгом шлепнулся вниз, сложив все четыре лапы в воздухе, как паук, над которым оборвалась паутина.

Сэм двумя прыжками подскочил к нему и, прежде чем Голлум успел подняться, сел ему на шею. Но даже ушибленный и пойманный врасплох, Голлум оказался сильным противником. Сэм не успел его придавить, как Голлум обвил его ногами и руками, схватил мягко, но зажал мертвой хваткой, не давая шевельнуться и медленно сдавливая, как петлей. Липкие пальцы лезли к горлу, острые зубы впились в плечо. Не в состоянии обороняться как следует, Сэм пытался круглой головой ударить Голлума в морду. Голлум сипел и плевался, но лап не разжимал. Для Сэма это бы, наверное, плохо кончилось, если бы не Фродо, который выскочил вперед и, правой рукой выхватив из ножен Жало, левой вцепился Голлуму в редкие волосы, потом повернул его лицом вверх, так что свет луны ударил прямо в белесые, злые глаза.

— Пусти моего друга, Голлум, — потребовал хоббит. — Это Жало. Ты уже один раз его видел. Пусти, иначе тебе придется ближе с ним познакомиться. Горло тебе перережу.

Голлум сразу ослаб, обмяк, как мокрая веревка, сполз с Сэма. Сэм встал, ощупывая плечо. Его глаза горели гневом, но хнычущий у ног противник был так омерзительно жалок, что ударить его рука не поднималась.

— Не обиж-жай нас-сс! Не допус-сти, чтобы нас-с обидели, моя Прелес-сть! Хоббиты х-хорош-шие, ма-аленькие, они не з-зах-хотят нас-с-с обидеть! У нас-с не было з-злых-х намерений, они с-сами на нас-с брос-силис-сь, как коты на бедную мыш-ш-шку. Такие мы нещ-ща-ас-стные, одинокие, голм-голм. Мы будем приз-знательны, будем оч-чч-чень приз-зна-ательны, если х-хоббиты с-сжа-алятс-ся.

— Что делать с такой пакостью? — спросил Сэм. — Связать ему ноги покрепче, чтобы больше за нами не плелся!

— Но тогда нам с-с-смерть, с-с-смерть! — заныл Голлум. — Прот-тивные хоббиты, х-хотят нас-с-с с-связ-зать и брос-сить на холодных камнях, голм-голм!.. — Он рыдал, и слюна булькала у него в горле.

— Ну его! — сказал Фродо. — Если убивать, так сразу. А за что? У нас нет права на убийство. Сейчас нет. Злосчастная тварь! Он все-таки нам ничего плохого не сделал.

— Как это ничего? — возразил Сэм, растирая плечо. — Наверняка хотел сделать гадость, и если оставить его в живых, то еще сделает. Мы заснем, а он нас и придушит, только об этом и думает.