Но и эту ниточку обрывать нельзя; она может играть не в одну игру.

Надо сосредоточиться на Лусаке. Надо выяснить, кто держит Джонни Клейнтьеса. Если она это поймет, то найдет источник утечки, и перед ней откроется путь наверх.

Забудь о директоре. Забудь о Тобеле Мпайипели. Сосредоточься!

— Квинн! — позвала она.

Квинн сидел сгорбившись над своей аппаратурой. Услышав свою фамилию, он подскочил.

— Раджив!

— Что, мэм?

— Не смотри так печально. Пошли прогуляемся со мной. — В ее голосе была сила, и подчиненные это почувствовали.

К тому времени, как он позвонил в дверь, Аллисон успела принять душ, переодеться, включить музыку, закурить и сесть в кресло в гостиной, стараясь сохранить присутствие духа.

Но в тот миг, когда она услышала звонок, она забыла обо всем на свете.

Янина Менц шла посередине, двое мужчин по бокам: Квинн, смуглый, стройный атлет, и Раджкумар, невозможно толстый индус. Более странное сочетание придумать трудно. Они дошли до конца Уэйл-стрит, завернули за угол, направились к зданию Верховного суда. Все молчали, только Раджкумар громко сопел, пытаясь не отстать от них. Оба понимали: начальница увела их, чтобы их не подслушали посторонние. Поскольку они тоже были участниками заговора, они признавали за ней главенство.

Они пересекли площадь Королевы Виктории и вошли в ботанический сад, сейчас темный и полный старинных деревьев и кустарников. Голуби и белки стихли. Они с бывшим мужем приводили сюда дочерей при свете дня, но даже тогда деревья словно перешептывались, в темных уголках лежали тени, таинственные и загадочные. Янина Менц подошла к деревянной скамье, посмотрела на огни в здании парламента на той стороне и фигуру спящего бездомного на траве.

Как странно!

— Ладно, — сказала она, когда все уселись. — Рассказывайте, как обстоят дела.

Затопек ван Герден привез вино. Он открыл бутылку и разлил в бокалы, которые Аллисон достала.

Им было неловко друг с другом; их роли так переменились по сравнению с вечером. Обоим не хотелось говорить о том, что они понимали без слов; они всячески избегали смотреть друг на друга.

— Чего вы не понимаете? — спросил он, когда они сели.

— Вы говорили о генетической предрасположенности.

— А, вот вы о чем.

Он посмотрел на свой бокал. Между пальцами поблескивало красное вино. Потом он поднял голову, и она поняла: он хочет, чтобы она сказала что-нибудь еще, открыла перед ним дверь. Аллисон ничего не могла с собой поделать; она задала вопрос, которого боялась.

— У вас есть кто-нибудь? — Она поняла, что выразилась недостаточно ясно. — Вы с кем-нибудь встречаетесь?

— Нет, — ответил он, и уголки его губ дернулись вверх.

— Что? — переспросила Аллисон, хотя почувствовала, что спрашивать незачем — все и так ясно. — Мы… мужчины и женщины… такие разные. Отличие между нами для меня по-прежнему… загадка.

Она улыбнулась вместе с ним.

Пока она говорила, ван Герден смотрел в бокал. Дослушав ее, он тихо ответил:

— Часто ли в жизни человека влечение бывает взаимным… и одинаково сильным?

— Не знаю.

— Очень редко, — сказал он.

— И еще мне нужно убедиться, что у меня нет соперницы.

Ван Герден пожал плечами:

— Понимаю.

— Разве для вас это не важно?

— Не сейчас. Позже. Значительно позже.

— Странно, — заметила Аллисон, отпив глоток вина и затянувшись сигаретой.

Он встал, поставил свой бокал на кофейный столик и подошел к ней. Она выждала секунду и, подавшись вперед, смяла окурок в пепельнице.

Тигр Мазибуко один сидел в «ориксе». Снаружи, у моста, где погиб Малыш Джо, ждали его ребята, но он не думал о них. У него на коленях была расстелена карта. Он чертил по ней пальцем, что-то напевая себе под нос, монотонно мурлыча. Заверещал телефон. Мазибуко догадывался, кто может ему звонить.

— Больше всего, — заявил он сразу, — мне хочется взорвать гада ракетой, желательно, конечно, по нашу сторону границы. — Голос его был спокойным, он нарочно выбирал такие слова. — Но я понимаю, что это не выход.

— Совершенно верно, — ответила Янина Менц.

— Насколько я понимаю, мы не будем просить помощи у соседей.

— Опять верно.

— Национальная гордость… И потом, нельзя допустить, чтобы секретные сведения попали в чужие руки.

— Да.

— Я хочу устроить засаду.

— Тигр, в этом нет необходимости.

— Что вы имеете в виду?

— Не могу сказать всего по телефону, так что поверь мне на слово. Приоритеты изменились.

Мазибуко еле сдержался. Ярость вскипала в нем, как лава. «Приоритеты изменились»! Он потерял бойца, его постоянно унижали, отрядом быстрого реагирования затыкали все дыры, пришлось терпеть тупость и непрофессионализм козлов, с которыми его заставили работать, а теперь долбаное начальство, которое сидит за долбаным столом в долбаном кабинете, решило, что изменились долбаные приоритеты! Он с трудом проглотил, затолкал назад рвущиеся с губ слова, потому что на срывы он не имел права.