Мой ухажер и бровью не повел, не попытался его остановить. Я ждала, что Герман, выпив предназначавшуюся для меня смесь, как в детективных романах, схватится за горло и тут же замертво рухнет. Однако ничего подобного не произошло.

Он с не меньшим энтузиазмом продолжил прерванную обвинительную речь:

– Наслышан про твои подвиги. Значит, говоришь, молодежь предохраняется? Квартирки прикрыл, запугивают его, видишь ли, шантажируют. А ты хорош! Хотел от меня отделаться? Забыл, кем ты до встречи со мной был, индюк общипанный? Ты же – ничтожество! Запомни, можешь записать для верности, хотя это тебе уже не понадобится: диктую здесь я, а тех, кто не подчиняется или, того хуже, предает, я просто усмиряю. Ферштейн? А сейчас начнем тебя медленно, но верно убивать. Какую смерть ты предпочитаешь?

– Герман, ты... Ну послушай!.. – жалобно скулил Борис, одновременно нащупывая под подушкой кресла пистолет.

Достигнув цели, он резко выпрямился и, направив оружие на противника, властно произнес:

– А ну пошел отсюда! Власть переменилась! Поднимайся, я сказал!

Обалдевший от неожиданности Герман вжался в диван и замер, а Борис, потрясая пистолетом, истерично вопил:

– Ты, ты – шкаф! – Похоже, на ум ему пришли мои недавние слова. – Шкаф... с маленьким ключиком. – Он даже попытался пнуть Германа ногой.

Пинок оказался ценой в жизнь, так как именно в этом момент Герман резко поднялся и сумел нанести противнику, находящемуся в неустойчивом положении, удар в низ живота, в тот самый «корень», которым так пытался соблазнить меня Борис. От боли и неожиданности тот резко согнулся, а Герман схватил его за руку с пистолетом и дернул на себя.

– Ну вот, голуба, ты сам и определил, какой смертью будешь умирать, – приговаривал двухметровый детина, крепко обхватив одной рукой маленького толстяка, а другой сжимая и разворачивая Борину кисть с пистолетом к виску. Тот отчаянно сопротивлялся, но, чувствуя безуспешность этих попыток, заплакал от бессилия.

Это было жалкое и неприятное зрелище.

– Герман, прости, прости! У меня есть деньги... за двух последних детей... Возьми их, только не убивай! – Он униженно извивался в ногах у Германа. Похоже, противно было не только мне. Стремясь побыстрее все закончить, Герман нажал на курок. Выстрел... И тишина... Мой недавний обольститель сполз на мягкий ковер, безвольно откинув в сторону руку, сжимавшую оружие.

Теперь нужно было подумать о себе: отступать, кроме лоджии, некуда. Именно туда я и проскользнула, тихонько прикрыв за собой дверь. Но в своем тоненьком платьице даже не почувствовала ноябрьского холода.

– Есть тут еще кто-нибудь? Все равно, если есть, найду. Не один же этот гад хлебал вино?

Я устремилась в дальний угол лоджии. «Куда же спрятаться? А что, если...» Посмотрев вниз с лоджии, отшатнулась – бездна! С восьмого этажа даже земли не видно. Но из двух зол надо выбирать меньшее. Решительно перелезла через перила, благо лоджия не застеклена, и повисла над пропастью... Как раз вовремя, так как буквально через пару секунд поняла, что Герман находится совсем рядом. Мой обострившийся до невероятности слух фиксировал каждый его шаг; мне казалось, что я слышу даже дыхание своего врага. Когда же он уйдет? Руки мои онемели от холода, и я с ужасом подумала, что не смогу выбраться. Еще немного – и полечу вниз.

Но вот наконец стукнула балконная дверь: видимо, Герман решил, что здесь спрятаться негде, и ушел. А я, сжав зубы, собрав последние силы, подтянулась и зацепилась ногой за металлическую решетку. С трудом выбралась на перила и перевалилась на лоджию. Меня била дрожь, и трудно было понять, от холода или от только что пережитого ужаса.

Сколько же мне еще придется проторчать здесь? Мое легкое бирюзовое платье с многообещающим декольте было явно не по сезону.

Я решила потихоньку пробраться в кухню, но поняла, что оказалась в ловушке. Балконная дверь была закрыта на шпингалеты, а окна зашторены. Необходимо искать выход из создавшейся ситуации. Может, удастся перебраться на соседнюю лоджию? Е-мое! Этот аппендикс, на котором я в данный момент находилась, оказался лишь частью огромной лоджии. Вторая ее часть, похоже, сообщалась балконной дверью с гостиной Бориса, но пройти туда было невозможно из-за огромного шкафа, стоящего посередине. Появился шанс на спасение. Может, когда Герман уйдет, все же удастся выбраться в гостиную – вдруг там не закрыто окно или дверь.

Значит, надо перебираться на ту сторону. Проделав акробатический трюк, я все же оказалась на другой половине лоджии. Заглянула в окно. Шторы здесь были слегка сдвинуты, а через капроновую тюль просматривалась комната. Увидев мощную фигуру Германа, я инстинктивно отпрянула, но потом здраво рассудила, что со света происходящее на темной лоджии не видно. К тому же он был занят своими делами и не смотрел на окно. Похоже, решив, что больше тут делать нечего, Герман пошел к выходу, но потом неожиданно вернулся к убитому, и, присев на корточки, обшарил его.

Кроме бумажника, который сразу же перекочевал в карман к Герману, трофеи были невелики: авторучка и носовой платок, пригодившийся сразу. Герман взял им пистолет, тщательно вытер следы своих далеко не изящных пальчиков, вложил «ПМ» в Борину руку, крепко сжав ее на рукоятке. Поднявшись, еще раз осмотрел свою работу и, по-видимому, остался доволен. Затем убийца хладнокровно протер рюмки и перешел в кухню. Что он опять надумал – не знаю, но нужно прятаться. Я открыла дверцы шкафа, на мое счастье он был пуст и даже полки сняты, и упаковалась туда. Сквозь дырочки от вывернутых шурупов мне была видна та часть лоджии, которую я недавно покинула. Щелкнул шпингалет, и дверь из кухни распахнулась. Вышел Герман. Что ему взбрело в голову? А!.. Он, конечно, узнал свой пистолет и понял, что Борис встречался со мной, поэтому лишний раз решил убедиться, что той стервы, с которой он недавно имел неосторожность «познакомиться», здесь нет.