– Извините, – не стала настаивать я. – Вы абсолютно правы – меня это не касается. Но… Владимир Петрович, у меня появилось к вам несколько вопросов, ответы на которые мне бы хотелось получить сейчас. Я провела определенные следственные действия…

– Какие вопросы? – перебил меня Милехин, демонстративно взглянув на часы.

«Все понятно, господин бизнесмен, – с сарказмом подумала я. – Сейчас будем показывать, какие мы крутые. Занятые, мужественные, солидные, основательные… Фу-ты, ну-ты, и всякое такое… А вот фигушки тебе, индюк надутый! – неожиданно рассердилась я. – Сейчас я тебя так прижму, что тошно станет!»

– Для начала два простых, – начала я совершенно невинным и спокойным тоном. – Какой размер обуви вы носите и какие сигареты курите?

Милехин взглянул на меня удивленно, словно хотел спросить, зачем мне это надо. Однако не спросил и ответил:

– Размер обуви ношу сорок пятый. Сигареты курю обычно «Парламент». Из тех, что попроще, – «Золотая Ява» или «Мальборо».

– А «Приму» курите?

– Никогда, – презрительно оттопырил нижнюю губу бизнесмен. – Разве что в студенческие годы от безденежья…

– Спасибо. А теперь такой вопрос: как близко вы знакомы с соседом вашей матери Александром Замараевым?

– Практически совсем незнаком, – ответил Милехин. – Когда родители получили ту квартиру, я прожил с ними всего три месяца. Сашка тогда еще не был соседом матери. Мне же вскоре досталась квартира от умершей бабушки. Я женился на Кларе и ушел от родителей к себе, поэтому Сашку за все годы соседства видел мельком раз пять-шесть. А что, он в чем-то замешан?

Уловив напряжение в голосе Милехина, я поспешила его успокоить:

– Нет-нет… Теперь скажите, пожалуйста, Владимир Петрович, сколько денег вы обычно давали Олесе на расходы? Хватало ли ей этих денег?

Милехин взглянул на меня с возмущением:

– Конечно, хватало! Когда Олеся жила дома, я на мелкие расходы давал ей обычно по десять тысяч рублей в месяц. Если дочь хотела купить себе что-либо из одежды, она говорила мне – и я либо давал ей деньги, либо шел вместе с ней куда надо и платил. Но с тех пор, как Олеся стала жить отдельно, я стал давать ей больше. Как вы понимаете, этого вполне достаточно, учитывая, что я покупал ей одежду и оплачивал учебу, телефон и Интернет.

– Владимир Петрович, мне известно, что после развода с Севастьяновой вы платили деньги своей бывшей жене за то, чтобы она никогда не виделась с Олесей, и платили до совершеннолетия дочери. После Олесиного восемнадцатилетия вы когда-либо встречались с Кларой? – поинтересовалась я.

– Нет, – процедил Милехин. – Век бы ее не видеть.

– Значит, вам неизвестно, на какие средства жила Севастьянова последние четыре года, то есть от Олесиных восемнадцати лет до ее двадцати двух…

– Нет, неизвестно, – ответил Милехин. – Меня это, признаюсь, совершенно не интересует.

– А жаль, – сказала я. – Надо было бы поинтересоваться.

Милехин сразу насторожился:

– Есть что-то такое, о чем я не знаю?

– Да, есть. Дело в том, что последние четыре года Севастьянова жила на деньги, которые вымогала у вашей дочери путем шантажа.

Лицо Милехина побагровело. Казалось, его вот-вот хватит удар.

– Я убью ее, – выдохнул он. – Чем она шантажировала мою дочь?

– Здесь мы переходим к самому интересному, Владимир Петрович.

Я вынула из сумочки флэшку.

– У вас, я полагаю, есть дома компьютер?

– Да, есть… В соседней комнате.

– Думаю, нам стоит пройти туда. У меня есть что показать вам.

Милехин снова поглядел на часы.

– Это очень важно, – с чуть заметной усмешкой сказала я. – Уверяю вас.

Милехин пожал плечами и сделал широкий жест в сторону двери. Я встала и пошла с ощущением предвкушения победы. Моральной победы над этим самодовольным нуворишем.

– Так чем же она шантажировала Олесю? – повторил свой вопрос Милехин, пока компьютер загружался.

– Тем, о чем Олеся пишет в этом файле, – навела я мышь на название «diary.doc».

– Не понимаю.

– А вы откройте файл, – подвинула я мышь.

Милехин нахмурился и неохотно кликнул мышью.

– Тем, что всем расскажет, будто вы сделали Олесю своей любовницей, – не удержалась я и проговорила самое главное сама.

– Что?! – Глаза Милехина настолько округлились, что я неподдельно испугалась за состояние его сердечно-сосудистой системы. – Что вы сказали?

Я всего лишь кивнула на экран, где уже был загружен текст со всеми физиологическими и хронологическими подробностями инцеста.