– А может быть, вам пожить у кого-то из детей? – сочувственно предложила я.

– Я, сударыня, так устроен, что не люблю напрягать своим присутствием кого бы то ни было. Строго говоря, кому интересны переживания старого человека? Это дети умиляют своими капризами и причудами, а старики тем же самым только раздражают…

– Вы уж простите меня, Давид Осипович, что вынуждена вас напрячь своим присутствием, – принялась я извиняться, но Давил Осипович тут же перебил меня:

– Спрашивайте, сударыня, спрашивайте! Это же совсем другое дело! Работа для меня святое.

– Я слышала, что именно вы занимались вскрытием тела Олеси Милехиной? Это та девушка, что отравилась героином, – начала я.

– Как же, как же, отлично помню, – закивал лысеющей головой судмедэксперт. – Строго говоря, доза там была лошадиная, на троих бы хватило… Так что на несчастный случай мало похоже. Хоть я и не следователь и мое дело – сухие факты, но поверьте опыту старого еврея: так ошибиться с дозировкой, хотя бы раз попробовав героин, невозможно.

– В том, что дело там нечисто, я и сама не сомневаюсь, – вздохнула я. – Только вот не могу понять причин.

– Ну тут уж, сударыня, не обессудьте, ничего подсказать не могу, – развел руками Лейбман. – Строго говоря, следственные выводы – это ваша ипостась!

– Я знаю, Давид Осипович, – грустно кивнула я. – Я вот почему спросила… Жених Олеси уверял меня, что девушка была беременна…

– Вот как? – поднял бровь Давид Осипович и засмеялся в седые усы. – Что ж, могу вам заявить с полной ответственностью, что он ошибается. Либо намеренно вводит вас в заблуждение, но это опять же уже не моя задача – разбираться в его мотивах.

– То есть вы убеждены, что никакой беременности не было? – уточнила я.

– Абсолютно! – категорически заявил Лейбман.

– Хорошо, тогда, если предположить, что жених Олеси ошибается, значит, он ошибается на основании ее слов?

Давид Осипович не ответил, ожидая, когда я перейду от своих предположений к конкретике.

– Тогда, – продолжала я, – возможно ли такое, чтобы ошиблась сама Олеся?

– Вполне, – пожал плечами эксперт. – Возможно, у нее была задержка. Строго говоря, она может быть вызвана разными причинами. Например, дисфункцией яичников. Вы, как женщина, должны меня понимать.

– Понимаю, конечно, – кивнула я.

– Правда, я не отметил у нее никаких воспалительных процессов, – добавил Давид Осипович. – Но причин, как я уже говорил, может быть много. Самая распространенная – это стресс. Девушка, насколько я знаю, была студенткой?

– Да, училась в мединституте, – подтвердила я.

– Ну так вот… Если умерла она пятого апреля, то, получается, о беременности подумала где-то в марте. Так?

Я лишь кивнула.

– А до этого должно было еще пройти время для задержки. В феврале у студентов-медиков только что закончилась сессия. Это, как вы знаете, всегда сопровождается волнениями и переживаниями. Вот вам и стрессовая ситуация.

– Так, понятно, – сказала я. – А не могло быть такого, что буквально незадолго до смерти Олеся потеряла ребенка? И просто не успела сказать об этом своему жениху? Или не хотела пока расстраивать?

– Исключено! – снова категорично заявил Лейбман. – Были бы просто неопровержимые характерные последствия, которые невозможно не заметить. Кровотечение, к примеру, как всего лишь одно из них.

– То есть беременности попросту не было вообще? – сделала я вывод.

– По крайней мере, в последний год точно. Да и раньше, все же думаю, тоже.

– Что ж, спасибо вам, Давид Осипович, – произнесла я, поднимаясь. – По крайней мере, с одним пунктом я разобралась.

– Не за что, сударыня, не за что, всегда готов помочь, – откликнулся Лейбман.

При выходе я выбрала момент, когда старичок отвернулся, и незаметно выложила на стул большую коробку элитного чая и блок его любимых сигарет: Давид Осипович был ярым противником коррупции и считал ее проявлением самые малые, даже столь невинные вещи…

После визита к судмедэксперту я направилась домой. Необходимо было продумать план дальнейших действий. Я разобралась с одним пунктом – всего лишь выяснила, что Олеся не была беременна. А что это означает, пока так и не ясно.

Последующие часы я посвятила размышлениям на любимом диване в своей квартире. Похоже, расследование выходит на финишную прямую. Но прежде чем завершить, предстояло разобраться в некоторых деталях.

И главное – это был мотив. Кристина права – нет мотива, нет! Не прорисовывается он, хоть ты тресни! Ну не ревность же! Не смешите, Татьяна Александровна!

А он должен быть, должен. Привольнов и Кристина – вот два главных действующих лица. Принимая на веру то, что инцеста между Олесей и отцом не было, я проваливалась в отсутствие мотива. Если же предположить, что таковой все же был, то все равно не верится, что Кристина решилась именно поэтому убить свою бывшую подругу. Не производила она впечатления трепетного и эмоционального человека, для которого подобная «травма» оказалась бы чем-то из ряда вон выходящим. Главное для этой женщины – деньги, и из этого надо исходить. Так что – или мотива нет, и Кристина не причастна, или же он есть, но я его пока не знаю.