У Тривейна перехватило дыхание. Он бросил взгляд на президента.

– Вы все знали...

– Неужели вы могли предположить иное?

– Странно, но я не слишком об этом задумывался. Предложение вообще-то показалось мне легкомысленным.

– Но почему? Предательством по отношению ко мне оно не было. Я попросил вас сделать определенную работу и вовсе не требовал за нее политической преданности или какой-то особой приверженности.

– Но вы требовали честности, господин президент, – четко проговорил Хилл.

– Что вы понимаете под честностью, господин посол? – парировал президент. – Напомнить вам о ваших собственных предостережениях по отношению к правде и чистоте? Нет-нет, мистер Тривейн, я вовсе не стараюсь показаться добрым. Или заботливым. Просто убежден, что вы действовали из лучших побуждений, – конечно, как вы их понимаете. Но это облегчает мою задачу. По ряду причин я конфисковал доклад, и главная из них – не дать вам разорвать страну на части. Остановить вас в вашем намерении через «Дженис индастриз» разрушить важную часть экономики страны. Отобрать средства к существованию, порушить репутации всех без разбора. Можете представить мое удивление, которое я испытал, читая доклад.

– Я считаю ваше утверждение странным, господин президент. – Тривейн взглянул президенту прямо в глаза.

– Не более странным, чем ваш доклад. Как и тот факт, что вы отказались назвать точную дату, – по крайней мере, отдельным лицам, – когда вы намерены дать ему ход. Вы ни о чем не сказали правительственному издательству, вы ничем не помогли экспертам из министерства юстиции.

– Я ничего не знал о подобной практике. Но если б и знал, это мало что изменило бы.

– Вежливость, целесообразность, элементарная самозащита должны были побудить вас ознакомиться с подобной практикой, – вмешался Хилл. – Но вы сосредоточили свой ум на других, более важных проблемах. Я вижу...

– Господин посол, вы стали давить на меня, едва я вошел в кабинет. Мне это не нравится. При всем уважении к вам вынужден просить вас остановиться.

– Не из самого большого уважения к вам, мистер Тривейн, должен заметить, что буду говорить так, как считаю нужным, если только господин президент не остановит меня.

– В таком случае, я прошу вас остановиться, Билл, – тут же сказал президент. – Мистер Хилл давно уже занимается такими проблемами, мистер Тривейн. Он пришел сюда задолго до моего появления. Неудивительно, что он более резок в отношении ваших действий, чем я. – Президент мягко улыбнулся. – Посол не был и никогда не станет настоящим политиком: Он уверен, что вы просто не хотите предоставить мне возможность остаться на второй срок. Что ж, желаю удачи, хотя и не уверен, что вам это удастся. Или удалось, если быть более точным.

Тривейн судорожно глотнул воздух.

– Ничего подобного не произошло бы, будь я хоть на секунду уверен, что вы собираетесь баллотироваться на второй срок. Извините. Мне действительно очень стыдно.

Улыбка исчезла с лица президента. Хилл попытался что-то сказать, но президент резким движением руки остановил его.

– Объяснитесь, пожалуйста, мистер Тривейн.

– Мне сказали, что вы не собираетесь выдвигать свою кандидатуру на второй срок... Что это ваше окончательное решение.

– И вы безоговорочно согласились с этим...

– При обсуждении моей кандидатуры это заявление было главным, даже единственным основанием.

– А вам объяснили причину моего отказа?

– Да... Простите.

Президент какое-то время так пристально изучал Тривейна, что тот в конце концов почувствовал себя не в своей тарелке. Ему хотелось отвести глаза от этого доброго, прекрасного человека, но он знал, что лучше не делать этого.

– Что-то связанное с моим здоровьем? – спросил президент.

– Да.

– Рак?

– Так я понял... Извините.

– Не стоит извиняться. Это ложь. Вы поняли? Ложь!

– Очень рад.

– Нет, вы меня не понимаете. Я говорю – ложь. Грубейшая и простейшая из тех, что могут быть использованы в политике.

Напряжение, охватившее Тривейна, понемногу спадало. Он смотрел на волевое с четкими чертами лицо человека, сидящего напротив него. Глаза президента смотрели твердо, подтверждая только что сказанное.

– В таком случае, я полный идиот.

– Да и я не лучше... Так вот. Я намерен представлять интересы своей партии, баллотироваться на второй срок и остаться в Белом доме. Вы меня поняли?

– Конечно.

– Мистер Тривейн, – мягко проговорил Уильям Хилл, – примите мои извинения. Вы вовсе не единственный идиот в этом кабинете. – Он попытался изобразить улыбку, но губы по-прежнему были напряжены. – Мы оба движемся к одной цели... И должен сказать, что оба выглядим довольно нелепо.

– Вы не можете назвать мне того, кто зачитал вам некролог по поводу моей преждевременной кончины? – спросил президент.