– Но какая им выгода? Зачем сажать вас на крючок?

– По самой простой причине, Сэм. Мотив двадцатого века: у них нет выбора... Я появился, чтобы разрушить «Дженис индастриз», и я мог сделать это.

– О Боже. – Викарсон упорно смотрел в пол. – Мне это и в голову не приходило. И что вы намерены делать? Тривейн встал, отошел от стола.

– Прежде всего нужно с корнем вырвать «Дженис». С корнем.

– Но это сорвет вам выборы.

– Естественно.

– Мне жаль.

Энди направился было к креслу, но остановился и взглянул на Сэма. Даже не на него самого, а в ту сторону, где он стоял. Взгляд его был устремлен поверх головы Викарсона, на окно, за которым сгущались сумерки, готовые перейти в ночь.

– Правда, здорово? – сказал он. – Мне тоже жаль. Честное слово. Как легко мы сами себя убеждаем... И еще легче ошибаемся.

Он дошел до кресла и сел. Затем оторвал верхнюю страничку в блокноте, взял в руки карандаш.

Тишину нарушил телефонный звонок.

– Я подойду. – Сэм встал с дивана и подошел к телефону. – Кабинет мистера Тривейна... Да, сэр. Что? Да. Понимаю. Подождите, пожалуйста... – Сэм повернулся к Тривейну. – Это Джеймс Годдард... Он в Вашингтоне.

Джеймс Годдард, президент сан-францисского филиала «Дженис индастриз», сидел в углу, пока Тривейн и Викарсон изучали массу бумаг и компьютерных лент, разложенных вдоль длинного, словно в зале заседаний, стола.

Годдард был краток в своей информации, когда Тривейн и Викарсон четыре часа назад переступили порог его номера. Он считал, что нет смысла вести пустые разговоры. Цифры, отчеты, копия контрольной дискеты о результатах деятельности «Дженис» – вот что необходимо. Пусть рассказывают цифры.

Он наблюдал, как двое мужчин осторожно, с некоторым даже страхом подошли к разложенным материалам. Вначале они были сдержанны, подозрительны, но постепенно размеры обвинительных документов их потрясли. По мере того, как ошеломление уступало место сосредоточенности, Тривейн стал задавать вопросы. Годдард отвечал на них, если хотел ответить, – точными, короткими фразами.

– Пусть цифры рассказывают.

Председатель подкомитета попросил Викарсона съездить в офис и привезти небольшой многопрограммный настольный компьютер. Этот компьютер складывал, вычитал, делил, умножал и распределял данные в шесть колонок по возрастающей. Без него, сказал Тривейн, им понадобится неделя, чтобы разобраться и прийти к каким-либо выводам. С помощью же компьютера и при некоторой удаче работу можно завершить к утру.

Джеймс Годдард мог бы закончить эту работу через два, максимум три часа. Прошло уже четыре, а конца все не было видно. Любители, что и говорить.

Время от времени Тривейн обращался к нему с вопросами, ожидая немедленного ответа. Годдард только посмеивался про себя, обнаружив, что ответы мало что говорят вопрошающему, поскольку находятся вне сферы его компетенции. Между тем Тривейн приближался к финишу. Теперь ему нужны были имена тех, кто должен за все отвечать. Годдард мог бы легко их назвать – Гамильтон и его безликая масса «заместителей» из Чикаго. Люди, всегда остающиеся в тени, скрытые от посторонних глаз, заправляющие в то же время колоссальными национальными и интернациональными договорными обязательствами.

Они никогда не пускали Годдарда к себе, на свой уровень, не дали ему шанса показать, что он может квалифицированно, а подчас даже более грамотно, чем они, составить финансовые проекты и планы, так подогнать данные в пятилетних показателях, чтобы скрыть провалы и нестыковки. Ему и так частенько приходилось сочинять хитрые ходы в сфере своей деятельности, чтобы покрыть ошибки, заложенные в основном отчете, ошибки, которые могли привести к финансовому краху в различных секторах «Дженис». Как часто своей работой он предоставлял неопровержимые доказательства того, что он не просто главный финансист «Дженис», но единственный человек, умеющий исправлять ошибки в генеральном отчете.

И никогда никакой благодарности из Чикаго, ни строчки – только бесцветный голос по телефону, всегда одинаковый. Да, они признательны ему, благодарят за помощь и подтверждают, что его роль как президента сан-францисского филиала неоценима. В общем, достиг потолка и больше не претендуй ни на что.

Но с окончательным анализом он ничего не мог сделать, и его легко могли подставить теперь для публичной порки. Или повешения? А когда это случится, поздно будет что-то доказывать, да он и не сможет ничего доказать. Абсолютно ничего. Ибо весь его «вклад» станет очевиден всем и каждому. Этот «вклад» целиком на него и ляжет.

И все же выход есть. Его единственный шанс.

Быстро подняться на верхушку конгломерата, более могущественного, чем «Дженис». В правительство Соединенных Штатов.

Подобные сделки совершаются каждый день, они имеют вполне приличные объяснения: консультант, эксперт, советник по административным вопросам.

Правда, в таком случае придется распроститься с милым домом в Пало-Альто, распрощаться с прелестными холмами, так успокаивающе действующими на него. С другой стороны, придется распрощаться и с женой: она никогда, никогда не согласится. Но это уже плюс.