— Красивые слова. Но реальность другая, грубая.

— Значит, ты ее видишь такой. Грубой.

— Я вижу ее такой, какая она есть. Трезво. Без всякой мистики, метафизики.

— И ты не веришь в перерождение.

— Не верю. Жизнь дается один раз. Не верю я, что перед нами расстелены разбегающиеся в разные стороны дорожки судьбы. Путь один, свернуть с него некуда. Только и можно, что посмотреть на него иначе, под другим углом. Но сам-то ты от этого не изменишься. Так и поступает большинство людей, ошибочно полагая, что изменили свое направление.

— Ты потерял вкус к жизни, сынок. Рвешься обратно, решил, что не наелся прошлым вдоволь. Но жизнь идет вперед, ничто в природе не останавливается. Закат за восходом. Был бутон — стал цветок. Из гусеницы куколка, из куколки бабочка. Из прошлого настоящее. Не сразу, конечно, — нужно иметь терпение.

— Знаете что... Я вот иронизирую, сопротивляюсь, но мне хочется быть... счастливым. Трудно в это поверить, я даже вслух боюсь говорить.

— Пришло время, значит.

— Да... Одно время задумывался о самоубийстве. На тот момент это казалось избавлением. Потом понял, что, пустив себе пулю в лоб, я разрушу и память о ней.

— Нужно пройти через пропасть, чтобы оказаться на другом берегу. Так начинается все новое.

— Ты счастливый человек.

— С чего вы взяли?

— Ты вовремя понял, какие минуты были самыми важными. Молодец, держишься за них.

— Так мало их... Минуты...

— В тяжелых ситуациях люди хватаются за крошечное. Из пожара выносят только самое важное. Простое, человеческое. Все остальное выбирают от скуки.

— А зачем выбирать, если заботы сами нас находят?

— Такая уж жизнь... Главное, не впускать пустяки в себя. Слышать, видеть и держаться от них на расстоянии.

— Это у меня плохо получается.

— Все получается. Не сразу, но в итоге всегда получается. А если вдруг споткнулся, значит, нужно было наклониться к земле.

— Наклоняться-то зачем?

— Послушать, что она скажет. Земля мудрая, на ней опыт многих поколений. Забудешь историю, замкнешься на себе — и сам потеряешься.

— У меня так и произошло.

— Нет. Ты не потерялся. У тебя чуткое сердце, доброе.

— Выходит, я счастливчик и вообще отличный парень? Да вы меня ненавидеть должны — я был там и не спас вашу дочь и внучку. Хотя мне стоило только протянуть руку.

— Чему быть, того не миновать. Не надо спрашивать «почему?», нам всех причин не понять. Каждая смерть — кому-то рождение.

— Хм... Опять загадки? Для чего столько недомолвок?

— А не нужно знать больше необходимого.

— Кто же определяет, сколько необходимо?

— Ты сам.

— Да как это может быть, Влада?!

— Заглядывая в себя. Что в глубине, то и вокруг. Глаза не обманывают, они всю правду расскажут... Какие у нее тогда были глаза?

— Глаза... Полные пустоты.

— Значит, она уже ушла туда, откуда не возвращаются.

Бледно-голубой свет из окна, холодный, словно в нем кружатся снежинки. Я осторожно приподнимаю штору, смотрю на улицу. Все кругом серо-бежевое — траву накрыло снегом, голые ветки деревьев плачут сосульками. Кто-то прогнал лето. Еще утром было плюс тридцать: следы от наручных часов горели натертым красным, освежающий ветерок заполнял нутро на вдохе. Сейчас — горький зимний день.

В подбирающемся закате нет ни намека на красный. Пейзаж за окном суровый, безжизненный, как в царстве Снежной королевы. Как же так? Или я сошел с ума, или снова вижу сон. Заглядываю в календарь мобильного: шестнадцатое июня. Тем временем в комнате подморозило уже так сильно, что я чувствую ледяной пол сквозь подошвы мокасин. Кладу ладонь на батарею. Она липкая, красного цвета, похожа на клубничный леденец. К ней прилипли улитки с панцирями в виде черных треугольников. Я зажмуриваю глаза, задерживаю дыхание. Что происходит?!

Вдруг Влада открывает глаза, пытается что-то сказать хриплым голосом. Молчаливая тень Бешир смачивает мокрой тряпкой ее потрескавшиеся губы.

— Тсс, тсс! Все прошло. Легкая вернулась обратно.

Услышав последние слова, она внимательно смотрит на меня.

— Я тебе еще не все сказала. Бешир, выйди, пока не время.

У нее лицо в поту, голубая наволочка потемнела под головой. В этой пробранной холодом комнате Влада лежит в тонкой майке, будто носит в себе лето.