Первое изобретение — совершенно надежное противозачаточное средство, довольно проглотить таблетку; второе — столь же верный, как отпечатки пальцев, способ определить, кто отец ребенка, по очень подробному анализу крови. Действие этих двух новинок иначе как разрушительным не назовешь — последние остатки пуританской ограниченности сметены были с лица Земли.

И еще одна громадная перемена в образе жизни — необычайная подвижность. Воздушный транспорт достиг совершенства, и всякий в любую минуту волен лететь куда вздумается. Небеса много просторнее, чем какие-либо дороги прошлого, и двадцать первый век с гораздо более широким размахом повторил знаменитое достижение Америки, когда целый народ оказался на колесах. Теперь все человечество получило крылья.

Впрочем, не буквально. У обычного флаера, или аэромобиля, каким располагает каждый, нет ни крыльев, ни видимых глазу приборов. Исчезли и неуклюжие винты старинных вертолетов. Но человек не открыл способа преодолеть земное притяжение — этим величайшим секретом владеют только Сверхправители. В аэромобилях на людей действуют силы попроще, их могли бы понять и братья Райт. Реактивный двигатель, работающий и непосредственно, и в более сложном режиме, с ограничением высоты, ведет флаер вперед и поддерживает в воздухе, и эти вездесущие реактивные воздухолетики стерли последние границы между различными человеческими племенами так быстро и так безвозвратно, как не стерли бы Сверхправители никакими законами и приказами.

Совершались и перемены более глубокие. Настал век безбожия. Из всех видов веры, какие существовали до прилета Сверхправителей, выжил лишь своего рода облагороженный буддизм — пожалуй, самая суровая из религий. Верования, основанные на чудесах и откровениях, рухнули раз и навсегда. Они и прежде развеивались по мере того, как люди становились образованнее, но поначалу Сверхправители в эти вопросы не вмешивались. Кареллена нередко спрашивали, как он относится к религии, но он только и отвечал, что вера — личное дело каждого человека, лишь бы никто не посягал на свободу других.

Быть может, древние верования еще продержались бы у нескольких поколений, если б не вечное человеческое любопытство. Все знали, что Сверхправителям доступно прошлое, и не раз историки просили Кареллена разрешить какой-нибудь давний спор. Возможно, ему это надоело, а скорее, он прекрасно понимал, к чему приведет его великодушие…

Он передал Институту всемирной истории аппарат — просто приемник, телевизор с обширной клавиатурой настройки на время и пространство. Должно быть, аппарат как-то связан с несравнимо более сложной машиной на борту Карелленова корабля, а уж как она действует, никто и вообразить не может. На Земле ученый только нажимает нужные клавиши — и распахивается окно в прошлое. Взгляду мгновенно открывается едва ли не любое событие в истории человечества за последние пять тысяч лет. Глубже в прошлое аппарат не погружается, настроенный на более ранние века экран зияет непонятной пустотой. Возможно, на то есть какая-то естественная причина, а возможно, Сверхправители умышленно не позволяют узнать больше.

Конечно, всякому мыслящему человеку и прежде ясно было, что все вероучения не могут быть истинными, но удар оказался роковым. Вот оно, разоблачение, в котором не усомнишься, с которым не поспоришь. Неведомое волшебство науки Сверхправителей открыло взорам людей, как на самом деле возникли в мире все великие религии. Почти все они начинались благородно и вдохновенно, но не более того. В несколько дней несчетные мессии рода людского перестали быть богами. Верования, которые долгих два тысячелетия служили опорой миллионам людей, растаяли, точно утренняя роса, в жестоком, бесстрастном свете истины. Все доброе и все злое, что они создали, разом отошло в прошлое и уже не могло тронуть ничью душу.

Человечество лишилось древних богов и уже настолько повзрослело, что не нуждается в новых.

Пока мало кто понимает, что наряду с крушением веры приходит в упадок наука. Процветают техника и технология, но наперечет необычные умы, которые пытаются раздвинуть границы человеческого знания. Осталось любопытство и хватает досуга, чтобы его утолить, но пыл серьезного научного исследования угас. Что толку всю жизнь доискиваться тайн, наверняка открытых другими много веков назад.

Этот упадок не столь заметен, оттого что пышно расцвели науки описательные — зоология, ботаника, астрономические наблюдения. Никогда не бывало на свете стольких любителей, собирающих научные данные для собственного удовольствия, но почти не осталось теоретиков, которые свели бы эти данные в единую систему.

А притом, что исчезли борьба, раздоры и противоречия, пришел конец и творчеству, подлинному искусству. Исполнителей тьма — и любителей и профессионалов, но за целое поколение не создано ничего нового, по-настоящему талантливого ни в литературе, ни в музыке, ни в живописи и скульптуре. Мир все еще живет былой славой, блистательными свершениями невозвратного прошлого.

И никого это не тревожит, если не считать немногих философов. Человечество слишком упивается новообретенной свободой, радуется сиюминутными радостями и дальше не заглядывает. Наконец-то вот она, Утопия, Золотой век; его новизну еще не омрачил злейший враг всякой утопии — скука.

Быть может, у Сверхправителей есть в запасе решение и этой задачи, решили же они столько других. Со дня их прилета минул долгий срок, целая человеческая жизнь, — но и сейчас никто не знает, зачем они явились. Люди привыкли им верить и уже не задумываются, что за сверхчеловеческая самоотверженность так долго удерживает Кареллена и его спутников вдали от родины.

Если это и впрямь самоотверженность. Все-таки еще находятся и такие, кто спрашивает себя, вправду ли конечная цель Сверхправителей — благоденствие человечества.