Художник постучал в соседнюю комнату, открыл, не дожидаясь ответа. Оказалось, что женщина стояла у двери, но он не задел супругу. Сасси скрылся в туалетной комнате: было слышно, как он судорожно стучит защелкой, бормоча себе что-то под нос, несколько раз смывает воду.

Ольга села на стул, ровно, не касаясь спиною его спинки. Ее большое лицо сохраняло то ли гордыню, то ли обиду. В голубых регулярных джинсах, розовых спортивных тапочках, беленькой водолазке — она казалась чем-то, что проще простого, но тайна ее излучала недобрую энергию. И Грабор и Лизонька чувствовали эту силу и не осмеливались к ней приблизиться. Она взяла со стола кусок белого хлеба, безучастно посмотрела на остатки водки.

— К нам в студию, — проговорила она с правильной артикуляцией, — приходили Кеннеди. Две его родственницы. Наверно, жена с подругой. Нужно у Эдика спросить. Мы их ждали три часа. Представляете?

Лизонька кивнула, в ее глазах проснулся охотничий интерес, Грабор вздрогнул и потрогал ее за колено.

— Настоящие Кеннеди?

— Они заблевали нам всю студию, — сказала Ольга и выдержала паузу. — У нас была студия в Сохо. Не понимаю, как так можно себя вести. Мы ждали их три часа, а может, и больше. Четыре часа. Вот так. Четыре часа. Эдик так готовился к этой встрече. — Она разломила хлеб пополам и опустила половинку себе в рот.

— Может быть, болезнь? — заметил Грабор вежливо.

Ольга пожала плечами, продолжая жевать хлеб.

— Не думаю, — сказала она со значением. — Они все такие. Эдик столько отдает людям, а они только им пользуются. Пользуются и идут дальше.

— А где эта девочка? — встряла Лиза. — Уехала?

Сасси вышел из туалета.

— Как дела? Познакомились?

Ольга встала со своего места, направляясь обратно в спальню. Она шла с уверенностью человека, выполнившего свой долг.

— Я рассказывала, как к тебе приходила Жаклин.

— А-а-а, это, — Сасси сделал недовольную гримасу. — Это не Жаклин, это его сестра. Что-то в этом роде. Ты представляешь себе, Грабор, а? Ждали их три часа, на стол накрыли, все чин-чин. Они наркоманы. Все при них: шофер, телохранители. Начали блевать прямо на пороге. Я сразу понял: Кеннеди — самый порочный клан в Америке. Пьяницы, бабники, коррупционеры. Их поэтому наказал Бог.

— Молодые? — спросил Грабор.

— Куда там, — протянул Сасси. — Очень старые. От пьянства… Но я нашел себе спонсора. Это так теперь называется? Джо. Итальянец. У него пробит лоб, вот здесь над правой бровью. Не знаю, как это получилось, но когда разговаривает, у него кожа в этом месте пульсирует. Пам-пам-пам. Прямо так и пульсирует. Он настоящий мафиози, ты не подумай. Да! Вспомнил! — художник щелкнул пальцами в воздухе. — Он мне подарил деликатес. Настоящее человеческое мясо, хотите попробовать?

Толстая демонстративно отошла к окну, прикрыв рот ладонью.

— Солонина. Ему привезли из Бразилии. Это индейцы делают специально. Подпольный бизнес. Им нужно зачем-то. Такая религия. Это мясо туземцев. Сколько они нас ели — теперь давайте их поедим. Ха-ха-ха.

Он вынул из кухонного пенала целлофановый пакет с сушеными мясными ломтиками, по форме напоминающими стручки пережаренного бекона. Плотный, отпечатанный красными литерами текст давал инструкции к приготовлению, но был написан на португальском языке.

— Откроем шампанское. Давайте откроем шампанское.

Лизонька повернулась, в глазах ее горело торжественное сияние.

— Давайте для начала положим шампанское в холодильник!

Позвонила Берта. Голос довольный, умиротворенный. Грабор знал, что у нее есть хороший рыжий любовник, но не боялся потерять ее расположения.

— Эти шкуры тебя вычислят. Я вижу. Я сама была такою триста лет тому назад. Ха-ха-ха. Гони их в шею. Я знаю остров в Карибском море, военная база, ни души. И пляжи, пляжи… Мой уехал. Полетели… Меня пропустят.

— Пожалей их. Они слабые существа.

— Что? Я сейчас брошу трубку.

Грабор знал, что фальшивит, но пытался соблюдать ритуалы. Он вспомнил историю, которую Берта рассказывала ему когда-то, в первые дни знакомства.

— Про Уругвай. Все начнется сначала.

— Наконец-то, — ей не нравились проявления чувств.

— Я могу рассказать сам, — сказал Грабор. — Я еще не совсем пропил свою память. Слушай. Это вот так. Налить, что ли? С этого начинаются взаимоотношения.