Шрифт:
* * *
Моей любовью ты была, большой, счастливой. Теперь ты — только боль оборванной мечты. Приходит смерть порой и к девушкам красивым. Ты девушкой была, надгробьем стала ты. О, тонкость рук твоих и их тепло живое, На цвет морской воды похожие глаза! А ветер над тобой качает ночью хвою, И о тебе гудят сосновые леса. Твои глаза всю жизнь любили снег и осень, И сосны, и весну, и грусть дождей косых. У мертвых неба нет, и снега нет, и сосен. Холодной глины тьма закрыла все от них. В поэзии любя нетленность, вечность, силу. Цвела ты. И ушла. И стал мой день тяжел. Спокойно звезд огни горят. Ты их любила, И за ночь абрикос, как при тебе, расцвел. Да, и красавиц смерть уносит. Как мириться Нам с этим? Все равно ничем тут не помочь. Красивое лицо твое мне часто снится Всю ночь, пока рассвет не отодвинет ночь. Ты улыбаешься во сне. И хоть я знаю. Что это только сон, — назавтра встречи жду. Но нам уже вовек не встретиться, родная, Ведь ты лежишь в земле, а я по ней иду. Иду я по земле, а ты лежишь под нею, Я вижу облака — их легкость, свет и цвет — И розы, что теперь не для тебя алеют. Я за тебя всему шлю грустный свой привет. Для мертвых нет любви и нет цветов, просторы Морей им не нужны, весь мир от мертвых скрыт. Им сосны не шумят, им безразличны горы И жизнь. И в этом смерть как раз и состоит. * * *
Идет спокойный снег. Весь день брожу, вдыхая Его прохладу, я. Простор и свежесть в ней. И вновь весь день стихи я женщинам слагаю — Весне души моей, зиме души моей. Их руки и глаза нас всюду согревали Средь радостей и бед, в дни скорби, в дни труда. Мы ради них шли в бой и жизни отдавали, Мы думали о них, их помнили всегда. Кинжальных, пулевых ранений много было, Не жаловались мы, сражались против зла. Когда ж в кровавый день мы вдруг теряли силы, Как знамя, нас любовь спасала и вела. Вот Пушкин на снегу лежит у речки Черной, Махмуд в последний раз глядит на выси гор. И голос твой, Меджнун, звучит в ушах упорно: Ты где-то средь пустынь тоскуешь до сих пор. Идет спокойный снег. Весь день брожу, вдыхая Его прохладу, я. Простор и свежесть в ней. И вновь весь день стихи я женщинам слагаю — Весне души моей, зиме души моей. * * *
Я тебя вспоминал у Адайских высот. Над чинарами солнечный свет ликовал, Ты жила в этом мире открытых красот. У Адайских высот я тебя вспоминал. У Адайских высот ты врывалась в мой стих Вместе с зеленью веток, как солнечный луч. Разгорался рассвет, откровенен и тих, И чинары молчали у каменных круч. Я зажег в твою честь полуночный костер У Адайских высот. Я стоял на краю Голубых пропастей, перед сонмищем гор, Ты заполнила полностью память мою. И с Адайских высот до тебя аромат Расцветающих трав этот стих донесет. Где чинары и скалы, Восход и Закат Вспоминают тебя у Адайских высот. Я с Адайских высот посылаю мой стих, Грохот горных потоков его просквозил. Он гудел водопадом в ущельях пустых, Где на острых обрывах алеет кизил. У Адайских высот для тебя родились Все слова, что сегодня тебе говорю. Как в твой лик, запрокинутый в звездную высь, У Адайских высот я смотрел на зарю. У Адайских высот, где с отвесной скалы Водопад ледниковую воду несет. Где навстречу заре вылетают орлы,— Я тебя вспоминал у Адайских высот. * * *
Все о любви ты пишешь! Или нету Высот, затмивших этот перевал? А мне всегда казалось как поэту, Что о любви я мало написал. Как мусульманин истинный корану. Любви ты поклоняешься весь век! Когда о ней писать я перестану. То буду мертв и холоден, как снег! МАХМУД
* * *
От века было клятвенно и прямо Утверждено отважными людьми: «Тот не мужчина, кто на сердце шрама Во славу лет не носит от любви!» Я просыпался рано, с косарями, Был на войне и дожил до седин. На сердце у меня, под газырями. Шрам от любви остался не один. ЖЕНА ПОЭТА
Н. Кешоковой
* * *
Сильве Капутикян