Шрифт:
— Два квартала на восток, затем один на север.
— Спасибо.
Надо же, как, оказывается, просто.
Спустя несколько минут он был уже в библиотеке.
— Могу ли я быть вам чем-нибудь полезна?
Он посмотрел на библиотекаршу. Могу ли я быть… чем-нибудь полезна! Могу ли… полезна! Ну что за идиотский мир услужливых людей!
— Я бы хотел иметь Эдгара Аллана По. — Он очень осторожно выбирал глагол для своей фразы: он не сказал «почитать» — слишком уж сильно боялся того, что книгами теперь не пользуются, что книгопечатание ушло в далекое прошлое и воспринималось как утерянное ремесло; вдруг теперешние «книги» это не что иное, как полностью воспроизведенные кинокартины в трехмерном изображении. Да нет, какого черта, попробуйте в трех измерениях воспроизвести труды Сократа, Шопенгауэра, Ницше или Фрейда!
— Повторите, пожалуйста, еще раз.
— Эдгар Аллан По.
— Извините, но в нашей картотеке такой автор не значится.
— Мог бы я вас попросить проверить точно?
Она проверила.
— Ах, да. На карточке стоит красная помета. Это означает, что он был одним из авторов, чьи книги подверглись Великому Сожжению в 2265 году.
— Какое невежество с моей стороны.
— Нет-нет, все нормально, — утешала она. — А вы о нем много слыхали, да?
— У него встречались весьма любопытные идеи насчет смерти и загробной жизни, — сказал Лэнтри.
— Любопытные? — удивилась она. — Да скажите просто ужасные, ни на что не годные.
— Да-да, конечно, ужасные. Гадкие и отвратные, если быть честным. Как прекрасно, что его книги сожгли. Нечистая литература. Между прочим, а Лавкрафт у вас есть?
— Это что, руководство по сексу? [8]
Лэнтри весело рассмеялся:
8
Лавкрафт — букв, «искусство любви».
— Да что вы, нет. Лавкрафт — это имя мужчины.
Она покопалась в картотеке.
— Его книги тоже сожжены. Тогда же, вместе с книгами По.
— Полагаю, что это касается и книг Махена, человека по имени Дерлет, и еще одного, которого звали Амброуз Биерс, не так ли?
— Именно так. — Она захлопнула картотеку. — Все сожгли. И правильно сделали: туда им и дорога. — Она с интересом взглянула на него, но без подозрительности, которой он так опасался. — Ручаюсь, что вы только что прилетели с Марса.
— Почему вы так говорите?
— Вчера у нас побывал еще один исследователь. Он только что летал на Марс и обратно. Его тоже, знаете ли, очень интересовала литература о сверхъестественном. Впечатление создавалось такое, что там на Марсе до сих пор сохранились надгробия, представляете?
— Что это за «надгробия» такие? — Лэнтри начинал приучать себя держать язык на привязи.
— Ну это такие плиты, под которыми хоронили людей.
— Какой варварский обычай! Страшно и подумать!
— Ну да, жуткий, правда? Так вот, когда он встретил там на Марсе надгробия, он очень заинтересовался этим вопросом. Пришел к нам и все спрашивал, нет ли у нас тех авторов, которых вы перечислили. Но мы, разумеется, ничем не могли быть ему полезны. От их книг и гари-то давно уж не осталось. — Она пригляделась к мертвенной бледности его лица.
— Все же вы, наверное, меня разыгрываете. Вы точно один из астронавтов, летавших на Марс. Ведь правда?
— Да, — солгал он. — Только вчера с корабля.
— Того молодого человека звали Берк.
— Ну конечно же, Берк! Добрый мой приятель!
— Мне очень жаль, что я не могла быть вам полезна. А вам я бы посоветовала уколы витаминов и позагорать под ультрафиолетовой лампой. Вы выглядите просто ужасно, мистер…
— Лэнтри. Ничего, скоро все вернется в норму. Я вам очень признателен за вашу любезность. Что ж, до следующего кануна Хелоуин! [9]
— Ах, какой же вы шутник! — с готовностью засмеялась она. — Если бы и в самом деле остался Хэлоуин! Тогда бы я назвала это свиданием.
9
Праздник, когда устраиваются веселые карнавалы со страшными масками.
— Но они сожгли и его, не правда ли? — спросил Лэнтри.
— Ой, они сожгли все-все, ничего не осталось, — посочувствовала девушка. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — попрощался он и вышел из библиотеки.
Ох, до чего же осторожно ему приходится балансировать, вращаясь, будто некий темный гироскоп, в этом мире: он должен вращаться и вращаться, не скрипнув, не прошелестев ни на мгновение. Поневоле станешь молчуном, будешь молчать как могила, из которой вышел на свет. Проходя по вечерним восьмичасовым улицам, он особо заинтересовался их освещением: освещены были улицы в основном на перекрестках и на углах, а сами кварталы освещались довольно скупо. Неужели эти удивительные люди совсем не боятся темноты? Нет, это невозможно, абсурд! Каждый человек боится темноты. Даже он, когда был маленький, он тоже боялся. Это является такой же естественной и неотъемлемой чертой человеческой натуры, как необходимость есть и спать.