Проходя по парку, он обратил внимание на маленького мальчугана, во весь дух улепетывавшего от компании преследователей такого же, как он сам, возраста. Преследователей было шестеро, они кричали и носились по лужайке, барахтаясь среди опавшей листвы, под темным и холодным октябрьским вечерним небом. Несколько минут Лэнтри наблюдал за их веселой кутерьмой, прежде чем улучил момент и обратился к одному из мальчишек, который тяжело дыша остановился на мгновение, чтобы передохнуть. Он так усердно глотал свежий вечерний воздух, что казалось, набирает его побольше в маленькие детские легкие, чтобы вслед за этим надуть бумажный пакет и торжественно хлопнуть его на радость всем сорванцам на лужайке.

— Эй, — окликнул его Лэнтри. — Ты быстро так выдохнешься.

— Ага, — ответил мальчишка, — точно.

— Слушай, — продолжал Лэнтри, — ты мне не скажешь, отчего это улицы посредине кварталов совершенно не освещаются фонарями?

— Чего? — изумился сорванец.

— Ну, понимаешь, я учитель и решил вот так неожиданно, врасплох, проверить твои знания, — придумал отговорку Лэнтри.

— Ну-у, потому что, — воспринял все за чистую монету парнишка, — потому что не надо никаких фонарей посреди кварталов — вот почему.

— Но ведь на улице становится совсем темно, вечер-то уже поздний, — в свою очередь недоумевал взрослый дяденька.

— Ну и что? — опешил мальчишка.

— А разве тебе не страшно?

— Чего бояться-то? — не понял тот.

— Ну, темноты, например.

— Эва, с какой это стати?

— Пойми, — растолковывал Лэнтри. — Сейчас уже темно, ничего не видно. В конце концов, уличные фонари для того и придумали, чтобы они разгоняли тьму и люди не боялись.

— Хм, глупость какая. Фонари придумали, чтобы было видно, куда ты идешь, и больше ни для чего.

— Да нет же, ты не понимаешь, — терпеливо добивался вразумительного ответа на свой вопрос Лэнтри. — Ты что же, хочешь меня убедить, что можешь просидеть в пустом парке всю ночь напролет и так ничего и не испугаться?

— А чего пугаться-то?

— Чего, чего, дурачок ты этакий. Темноты, конечно!

— Вот еще!

— И можешь, скажем, отправиться вечером на холмы, провести там всю ночь?

— Конечно!

— Можешь остаться один в пустом, брошенном доме?

— Понятное дело, могу.

— И тебе не будет страшно?

— Ни капельки не будет.

— Ну ты и врунишка!

— Вы чего обзываетесь, дядя? — возмутился сорванец. Очевидно, назвать человека лжецом было верхом непристойности. С ума сойти можно от их дурацких порядков!

Лэнтри был вне себя от негодования, хотя и понимал, что глупо сердиться на уличного мальчишку.

— Ладно, — попробовал он еще раз. — Ну-ка, погляди мне в глаза, но только не отводи взгляда…

Мальчишка послушно поглядел.

Лэнтри слегка оскалил зубы, растопырил пальцы наподобие когтей и принялся гримасничать пострашнее, рычать и жестикулировать — все что угодно, только бы напугать этого маленького ублюдка.

— Хо-хо, здорово, — оценил маленький ублюдок его старания. — Дядя, а вы забавный.

— Что? Что ты сказал?

— Я говорю, вы забавный, дядя. Здорово это у вас получается. Эй, пацаны, давай сюда! Здесь один дяденька отличные штуки показывает!

— Перестань!

— Сделайте, пожалуйста, еще разок, сэр.

— Сказал же, хватит! Спокойной ночи! — И Лэнтри поспешил уйти.

— Спокойной ночи, сэр. И будьте поосторожней в темноте, сэр, — напутствовал вдогонку сорванец.

Какой идиотизм, мерзкий, ползучий, желтобрюхий и сопливый идиотизм! Да такой поганой штуки, как эта, ему в жизни видеть не приходилось. Они растят своих идиотов-ублюдков без единой извилины в голове, как у ежика, — у кроликов, к сожалению, есть одна — ответственная за такую элементарную штуку, как воображение! Что за удовольствие в детстве и в том, что ты ребенок, если у тебя отсутствует воображение?

Он сбавил шаг — чего бежать? Переключил скорость и занялся самоанализом. Провел по лицу рукой, укусил себя за палец, обнаружил, что стоит как раз посредине квартала, и почувствовал себя неуютно. Прошел по улице немного вперед, поближе к горящему на углу фонарю.

— Так-то будет лучше, — отметил он и протянул к фонарю руки, растопырив пальцы, будто согревал ладони у костра.

Лэнтри прислушался. Ни звука, только дыхание ночи да извечные сверчки. Отдаленный шипящий выхлоп прочерчивающей небо ракеты. Похоже на звук несильно размахиваемого в темноте факела.