«Вот блин» — подумалось мне — «я ж не сэнсэй. У меня опыта в обучении группы то нет.»

Однако мысль была здравой и я предложил прочим тем попаданцам кто знал рукопашку подучить желающих рукопашному бою.

Очнулся я так же резко как и потерял сознание, осмотрелся вокруг танка, открыл люк и побежал, прихрамывая в сторону рукопашной, там пятеро наших дрались в окружении двадцати примерно немцев. Моего появления не ожидал никто. После очереди в полрожка, фашистов стало девятеро. Тут ближе подъехала уцелевшая тройка. Немцев просто добили. Видимо у них был приказ захватить живьем хоть кого-то, поэтому они и не расстреляли наших рукопашников. Все выжившие забрались на оставшуюся тройку и спокойно доехали до нашего болота. Звон в ушах утих только в медчасти на базе. Из моего танка, кроме меня самого, выжил только мехвод. Из второй четверки — никого. На въезде на гать нас ждал дежурный Ворошиловец. Спустившись с брони и расслабившись в кузове тягача я вновь отключился.

Казалось, жизнь вошла в обычное русло. Если так можно назвать нашу партизанщину в тылу немцев. Стоило мне выйти из медчасти, как Освальд притащил на «посмотреть» свою недавно набранную группу снайперов. То, что они показали с тяжелым трудом можно было назвать «первый класс — вторая четверть». Педагогической жилки у Освальда не было ну никакой. Как боец он был весьма неплох, а как учитель… Хорошо, что еще я не дала ему возможность ребят в деле испробовать. Так что проблема подготовки кадров снова встала во весь рост. Навытяжку.

Через пару дней к моим «ученичкам» присоединились прибывшие самолетом четверо солдат-диверсантов. Я посмотрела на их рукопашку и мне стало грустно и тоскливо о чем я тут же заявила Ярошенко и Старинову. А чтоб лучше дошло попросила Олега поспаринговаться.

И пошло — рукопашка, ножевой бой — Змей, спасибо, помог растолковать, что ножом не только режут, снайперская практика, теория диверсий, ночные стрельбы, и так далее и тому подобное. Я, наконец, поняла, что говорил Лоуренс Аравийский, когда писал, что ему дорог каждый человек и диверсия, закончившееся смертью хоть одного человека — это провал. Чего мне стоило вбить в головы моих «диверсантов» мысль не о своей героической смерти во имя Родины, а о возвращении. Лучше потерять время, чем людей. Потому что подготовка этих людей — время. И это не каламбур, а реальность. У нас нет времени готовить новых. Нет времени… будто обручем сжимает голову постоянное предчувствие… была бы моя воля я бы прямо сейчас, сегодня же рванула. Нельзя…

— Вот вы где, Ника Алексеевна…

Поднимаю голову. Надо мной стоит мой ненаглядный майор. Вот блин, и тут нашел, а я уж собралась покемарить пару минут, пока мои готовят новый огневой рубеж.

— Мне доложили, что вы с утра здесь. Вот я и подумал…

И протягивает мне… котелок. Мой живот радостно отозвался на это громким урчанием.

— Это вам.

Ну вот, а то — цветочки…

— Шпашибо… — произношу я уже с полным ртом.

После нашей второй встречи на болоте поговорили мы с Алексеем Владимировичем. Неплохо так поговорили — нормальным мужик оказался. Даже цветочки притащил… сдуру. Так и поехало… Понимала, конечно, что будут все наши разговоры мелким почерком лежать на бумаге, а бумага в папке, а папка в сейфе, а сейф в… понимала, а потом плюнула и решила, раз уже в этом времени «я естмь», то пусть уже так и будет.

— Начнем, господа? — мрачный Ланге оглядел собравшихся коллег, — тогда позвольте мне высказаться первому. Вчера имел удовольствие быть на совещании в ГА «Центр», вместе с начальниками других групп ГФП, и в разгар выяснения отношений с армейским, неожиданно прибыл личный представитель фюрера — полковник Шмундт, вдобавок в компании обегруппенфюрера Кальтенбруннера. Пока военные получали «гостинцы» от фюрера, обергуппенфюрер в свою очередь облил нас помоями. Как стало известно, русские раздолбали Плоешти, и топлива недостаточно для проведения всех намеченных действий против них. Поэтому, нам ставится задача — в кратчайшие сроки покончить с диверсантами и их приспешниками. Особое внимание уделить охране складов ГСМ, и армейских тылов. Дополнительно нам в помощь выделяются пехотные части из резерва ОКХ. Так же по линии СД направляются пеленгаторная служба со специалистами радиоразведки. Для их охраны использовать усиленные подразделения. На мои просьбы о возвращении егерей — ответили отказом — две горно-егерские дивизии понесли потери в Румынии, остальные застряли в украинских степях и на Севере…

— Мда, — резюмировал Талленбаум, барабаня по столешнице пальцами, — нас уделали как младенцев. Несмотря на все принятые меры — нашим войскам нанесен существенный ушерб. И, похоже, вас ввели в заблуждение, мой мальчик, — обратился толстяк к сидевшему с кислым лицом гауптштурмфюреру, — никаких следов русских в Пружанах обнаружить не удалось… Скорее всего, их следует искать в окрестностях Малориты. Армейцам удалось разгромить из засад две подвижные группы, понеся при этом существенные потери. О результатах нам скажет Хельмут.

— Мои люди обследовали места столкновений, — шеф жандармов потер покрасневшие глаза, — и на основании осмотров и докладов выживших, установлено — диверсанты передвигались на нашей бронетехнике, были одеты в нашу же форму. С учетом последних происшествий подтверждаю версию Готлиба о месте базирования противника.

— Так же пришло сообщение о пропаже инспектора из 2-ой ТГ — на базе ГСМ он побывал, после чего бесследно исчез. Как выяснилось из допросов охраны и коменданта и проведенного расследования — вместо майора был совершенно другой человек, на основании словесных описаний составлен портрет, Что же касается наших «партизан», принято решение сконцентрировать их в местах наиболее вероятного появления русских.

Стрелка оказалась хорошей и спокойной кобылой, но мне это не помогло. Ездить верхом я не умел, поэтому к вечеру был никакой. Да и на марше от меня, было, мало толку, так что командовал Паша. Мы довольно медленно преодолевали первые двадцать километров пути, слишком много было немцев в округе. Патрули, секреты, поисковые группы. Потом-то марш ускорился, но ненамного, я висел гирей на ногах. Впридачу я умудрился простыть, температурил, чихал и кашлял, рискуя выдать отряд. В конце концов, Антон, здоровенный парень, тоже, как и Паша, пограничник, предложил заехать в его родную деревню, благо она была, на наше счастье неподалёку. Деревенька была небольшая — двенадцать домов. Немцы там пока не появлялись, и была надежда, что и не появятся. Паша решил не ждать моего выздоровления и, оставив меня на Антона, двинулся дальше, к складу.