Теперь ему нужно было найти место для ночлега. О том, чтобы вернуться в «Доринт» или «Времена года», не могло быть и речи. От того и другого отеля лучше всего было держаться подальше.

Поэтому у него оставался только один выход.

Он не спеша поднялся по лестнице и поймал такси.

— «Пилзнер», пожалуйста, — по-немецки произнес Квин, устроившись в баре пивной «Золотой круг».

Бармен был тощим коротышкой с пышными усами и трехдневной щетиной. Он налил из крана кружку пива и принес Квину.

— Zwei euro. [27]

Квин собрался было расплатиться, но его остановил женский голос:

— Nein, Мах. [28]

Бармен бросил взгляд через плечо на особу, которая вышла из двери за его спиной.

— За счет заведения, идет? — продолжала она на немецком.

Пожав плечами, Макс удалился и принялся заниматься другим клиентом.

Брюнетка с фигурой, подобной песочным часам, выглядевшая значительно моложе своих лет, прошествовала через помещение и остановилась возле Квина. Похлопала по плечу его соседа и жестом попросила пересесть. Тот поначалу хотел воспротивиться, но, когда разглядел ее внимательней, взял свою кружку с пивом и, не проронив ни слова, покорно удалился к столику, стоящему в дальнем углу.

Тем временем дама устроилась на его месте и сказала:

— Макс, как всегда.

Бармен кивнул.

— Привет, Джонатан, — обратилась она к Квину.

— Как поживаешь, Софи?

— Ты сидел на этом самом месте, когда мы виделись с тобой в последний раз, — произнесла она. — Ничего не изменилось. Имею постоянных клиентов. Они оплачивают мои счета.

Макс принес Софи бокал коктейля «Розовая белка». Она поблагодарила кивком, и бармен удалился. Пригубив коктейль, она поставила бокал и спросила:

— Опять дела?

— Прости, не понял?

— Опять дела? Из-за них ты опять здесь?

— В Берлине?

— В моем баре.

— Да.

— Что ж, хорошо. Если бы ты сказал, что явился сюда повидать меня, я послала бы тебя к чертям собачьим. — Она говорила спокойным, слегка насмешливым тоном.

Губы Квина чуть тронула улыбка.

— Когда это было? Год или два назад? — осведомилась она.

— Что-то вроде этого.

— Что тебя сюда привело?

Квин, не сводя с нее взгляда, сделал очередной глоток пива и ответил:

— Мне нужно где-то переночевать.

— Сегодня? — уточнила она.

— Да. Сегодня, — подтвердил он и, помолчав, добавил: — А возможно, и завтра тоже.

— И что, по-твоему, подумает об этом мой муж?

— Ты же не замужем.

— К сожалению, не замужем.

— «К сожалению» — было бы наоборот.

Казалось, она хотела сказать что-то еще, но просто рассмеялась:

— Знаешь, а ты все такая же задница.

— Да, — ответил Квин. — Ты хорошо меня знаешь.

Только к трем ночи Софи с Максом удалось выдворить из бара последнего посетителя и приступить к уборке помещения. Чтобы им не мешать, Квин взял свою кружку и перебрался в дальний угол. Когда они закончили, Макс поехал домой, а Софи повела Квина наверх. Ее двухкомнатная квартира располагалась над баром. Попасть туда можно было двумя путями: первый — через отдельный вход прямо с улицы, второй — по лестнице, которая находилась рядом с кладовой в дальнем конце бара.

Поднявшись, Софи выудила из кармана брюк ключи. Открыла дверь, и они вошли. Едва дверь закрылась за Квином, как рука хозяйки дома скользнула по его предплечью, а их губы неожиданно слились в поцелуе.

В первый миг ему хотелось от нее отстраниться. Такой поворот событий вовсе не входил в его планы.

Кроме того, отношения, которые у них были два года назад и которые продолжались всего несколько месяцев, были не более чем очередной неудачной попыткой связи с женщиной. Он пришел к ней только потому, что ему больше не к кому было идти.

Но вместо того чтобы ее оттолкнуть, он ощутил, что его губы становятся все податливей, все нежней. Прежде чем он что-либо успел сообразить, его руки очутились у нее на спине. Крепко прижав ее к себе, он неожиданно для себя начал ее ласкать, попутно расстегивая пуговицы блузки. Жажда ее тела — нет, просто жажда соприкосновения — внезапно овладела им, поглотив его и лишив всяческого контроля.

Спустив вниз верхнюю часть ее облачения, он стал торить дорожку поцелуями к ее левой груди. Соски, маленькие и твердые, насколько он помнил, были ее самым чувствительным местом. Скользя вокруг них языком, но не касаясь их, он изводил ее. Тем временем ее руки принялись сдирать с него одежду.