— Ты забыл про церберов у нас на хвосте, — напомнил Рассел.

— В одном я уверен, — произнес Зейн. — Обратно я не вернусь.

— Это уж без вариантов, — сказала Хейли.

— А здорово звучит, — сказал Рассел. — Наконец просто пойти куда глаза глядят.

Даже Эрик ухмыльнулся.

— Да, — согласилась Хейли, — но куда?

— И как? — спросил Рассел.

— Только не поодиночке. — Эрика бросило в дрожь. — Не поодиночке.

— Верняк. Никто никого не бросит. Хватит того, что было в Замке.

— Я останусь с тобой, пока опять не начну чесаться, — сказала Хейли.

Эрик продолжал дрожать.

Отбросив соображения чести и предосторожности, она мягко коснулась его руки, и глаза Эрика затуманились слезами.

— Эй, все в порядке, — заверил его Рассел. — Нас всех перестреляют задолго до того, как какая-нибудь зараза к тебе пристанет. Оппозиция заодно с официальной властью.

— Что за оппозиция? — спросила Хейли.

— Охранники, которых мы надули и ускользнули от них, — ответил я. — Все те, кто заказал доктора Ф. и подставил нас. Судейские, которые получили два трупа. Управление, чье правило номер один — сохранять свою репутацию незапятнанной. Вот кто пустился за нами в погоню.

— Для параноика слишком практично, — заметил Рассел.

— Так кто же в конце концов убил доктора Ф.? — уточнила Хейли.

— Ответ однозначный — мы, — сказал я. — Мы в бегах. Одного этого достаточно, чтобы превратить нас в добычу.

— Так что же нам делать? — спросила Хейли.

— Послать их! — ответил Рассел.

— Мы уже это сделали, — сказал я, — но этого недостаточно. Недостаточно просто выжить. Мы должны вернуть утраченное, вспомнить. Что мы сделали, что произошло. И еще.

— Что еще? — спросила Хейли.

— Шанс.

— Какой шанс? — сказал Зейн.

— В том-то и загвоздка. Но я не собираюсь идиотничать и играть по их правилам. Кроме того, я все еще зол из-за доктора Ф.

— Тогда за дело, — сказал Зейн.

— Если мы поведем себя правильно, — продолжал я, — то сможем схватить настоящего убийцу дока. Узнать имя шпиона в американской команде. Разобраться с сестрой Смерть. Купить разрешение у Дядюшки Сэма.

— Уж это точно сработает, — сказал Рассел.

Все рассмеялись.

— Так на чем остановимся? — спросил я.

— Чтобы заслужить свободу, — согласно кивнул Зейн, — мало спасти собственную задницу.

— Правильно, — сказал я. — Нет смысла становиться просто никчемными бродягами.

— Какого черта! — возмутился Рассел. — Я есть хочу.

Он положил сжатую в кулак правую руку на наш столик.

Мы с Зейном сделали то же.

Хейли коснулась своей стиснутой рукой наших, кивнула Эрику, чей кулак стал пятым.

— Время — наш явный враг, — сказал я. — Мы теперь безо всех наших лекарств. Сколько еще осталось, пока мы окончательно не слетим с катушек?

Хейли пожала плечами.

— Пять пациентов, пять разных курсов лечения. Трудно сказать. У всех вместе крыша не поедет, и у каждого свой часовой механизм.

— Да еще какой, — сказал я. — Пошел отсчет времени — тик-так, — пока мы не превратимся в нищего, который пускает слюни на скамейке в парке. Сколько нам еще осталось?

— Мы уже пропустили дневную дозу. И вечернюю тоже, — прошептал Эрик.

— Я видел ребят вроде нас, они выбрасывали свои таблетки, — сказал Зейн; из нашей компании он просидел в психушке дольше всех. — Думаю, у нас самое большее неделя, прежде чем мы сломаемся.

— Семь дней. — Рассел напустил на себя вид рок-звезды и пропел: — И вот настал тот день!

В той закусочной мы впервые ощутили вкус свободы. Настоящее картофельное пюре, тушеная говядина, темное филе индейки, свежая брокколи и горячий кофе в желтовато-коричневых кружках. Чистая, прозрачная вода. Зейн заказал холодное молоко — такое же белоснежное, как его волосы и борода.

На нас снизошло вдохновение, и в перерыве между основными блюдами и пирогом настроение царило приподнятое. Хейли под прикрытием Зейна совершила вылазку к нашей машине и принесла мобильник.