Анна услышала, как за ее спиной хрустнула ветка, и увидела прямо у своего плеча Чарли Фофезерса. Она почти выкрикнула его имя, но он приложил палец к губам, заставляя ее молчать. Анна последовала за ним. Джеймс плелся сзади. У Чарли было две хижины: одна — у реки, другая — в лесу. Спотыкаясь, девушка ступала по тропинке, онемев от ужаса, пробираясь сквозь колючие заросли жимолости, поглядывая назад, чтобы удостовериться, что Джеймс еще держится. Уже смеркалось, когда они дошли до домика Чарли.

— Это правда, — сказал Чарли, — мистер Кормак подписал ордер. Солдаты поймают вас и посадят в тюрьму. Он говорит — за убийство и кражу.

Джеймс прервал его и презрительно произнес:

— Меня они никогда не поймают. Я затеряюсь в толпе и уеду на острова, пока они не забудут, как меня зовут.

Чарли молча смотрел на него серыми глазами. Анна почувствовала, как ее захлестывает волна презрения. Она схватила его за воротник, но отпустила. Но ей хотелось тряхнуть его как следует.

— Заткнись, — сказала она. — Ты женился на мне и быстренько уложил в постель. Теперь не дергайся, иначе я скажу, что ты похитил меня, и они сдерут с тебя шкуру. — Она отвернулась от него — Чарли, мы можем идти на север?

— Да. Но у Кормака друзья во всех портах. Сейчас он не остановится ни перед чем и притащит вас домой в цепях.

Анна села на пол. Где же выход? Наконец, на ее губах появилась тень улыбки Кон Кэсби старый друг отца, и она надеялась, что и ее тоже. Девушка послала Чарли за ним в доки.

Той же ночью Кэсби пришел в хижину и предложил молодоженам отплыть на его шлюпе на остров Нью-Провиденс. Путь был свободен.

Бонни, вызывая у Анны отвращение, брюзжал;

— Нью-Провиденс! Это же собачья конура! Там никто не живет, кроме пиратов и преступников!

— Может, ты предпочтешь встретиться с солдатами короля? — спокойно спросила Анна.

Кон Кэсби натянуто улыбнулся и, прищурив глаза, повернулся к девушке:

— На Нью-Провиденс ты не найдешь солдат, девочка. А у твоего отца будет время, чтобы успокоиться и изъять ордер. Но, помните, это — приют отщепенцев! — Он пристально посмотрел на нее, более откровенно, чем за столом в доме отца, когда она была еще девочкой. Вдруг Анна поняла, что сейчас у нее нет выхода. Она упрямо сжала зубы и почувствовала, как будто какое-то безжалостное существо у нее внутри разжимает кулак и просовывает онемевшие пальцы в ее руки и ноги, разминая их.

— Что скажешь, девочка? Ты не боишься? — тихо спросил Кэсби, взглянув на Бонни, а потом опять на Анну.

Анна устала, она чувствовала себя постаревшей.

— Когда мы отправляемся?

Пират усмехнулся, его глаза светились в сумраке ночи:

— В полночь.

— Мы будем!

Когда взошла полная луна, Анна и Джеймс отправились в путь по давно знакомым тропинкам вдоль реки Купер. У Чарли Фофезерса было готово маленькое каноэ. Они молча плыли по темной воде, оставляя позади Чарльзтаун, его дома, плантации Гуз-Крик, бастионы — все, что Анна когда-то знала. Они плыли к волнорезу, где их ждал шлюп Кэсби. Как только Анна и Бонни ступили на борт, якорь был поднят, и судно взяло курс на Нью-Провиденс.

В море Анна чувствовала себя, как младенец в чреве матери. Она наблюдала, как темнота проглатывает побережье и Чарльзтаун. Как только шлюп Кэсби оказался в открытом море, все запахи суши — спелых фруктов, болот, тухлой рыбы, просмоленного дерева, зеленых карликовых пальм — исчезли, и их сменил свежий резкий привкус соли и морских брызг. Истинный запах зелени, свежести, морской пены, запах, который можно почувствовать только в открытом море, пришел на смену теплым ароматам суши. Анне было весело оттого, что она сбежала от рыскающих огней города. Она успокоилась, подняла лицо к небу. Теперь ее занимали только миллионы сияющих звезд.

В ее изгнании море было главным и, по сути, единственным утешением. Она ушла с несколькими платьями из всего своего богатого гардероба, немногочисленными предметами туалета и кое-какими драгоценностями матери. Не было больше Анны Кормак, госпожи Кормак, первой красавицы Чарльзтауна, дочери Белфилда. Была только Анна Бонни, лишённая наследства и семьи. И все же она чувствовала не столько раскаяние, сколько облегчение и освобождение. Конечно, было бы неплохо иметь и состояние, и свободу, но если уж стоит выбор, то она предпочитает свободу. По крайней мере, сейчас. Кроме того, сердцем она чувствовала, что вызовет сострадание отца, если, когда будет готова к этому, возвратится домой одна, но только не под руку с Джеймсом Бонни. А сейчас она поплывет по течению, куда бы оно не вынесло.