Шрифт:
– Нет, спасибо, у нас в этом плане все в порядке, – Дарья Павловна повела рукой, будто собиралась перекреститься, хотя и не сделала этого.
– А у нас, увы, не все дома. Жену я застрелил, сам здесь…
– Застрелили жену? – встревожилась женщина.
– Да вы не бойтесь, я не маньяк.
– Я не боюсь, – передернув плечами, сказала она.
– Моя жена мне изменила, так я ее вместе с любовником порешил. Такая вот любовь. А вам Эльвира Тимофеевна зачем нужна, если не секрет?
– А если секрет?
– Все равно интересно. Но вы можете не говорить. Допрашивать я не уполномочен… Да и вообще, – обреченно махнул рукой Павел.
– Что вообще?
– Какой из меня следователь, если я сам преступник? Жену вот убил, любовника ее…
– И вас признали невменяемым?
– Нет, признали, что я способен отдавать отчет в своих деяниях. Правда, срок по минимуму дали, потому что убил в состоянии аффекта… Отбыл наказание, а потом сошел с ума. Верней, еще в зоне умом тронулся… В зоне пахан у нас был, я точно это знаю. Думал, что, выйдя на свободу, работаю на него, ну, здесь, в Ульянове, а оказалось, что нет…
Торопов, казалось, разговаривал с самим собой, поэтому Дарья Павловна слушала его вполуха или только вид делала, что следит за разговором.
– Видел, как Горуханова убивали, а его, оказывается, и вовсе здесь нет. Оказывается, он еще сидит…
– Вы видели, как Горуханова убивали? – вдруг встрепенулась женщина.
– Да, видел, но в своем воображении. На самом деле ничего не было.
– Но в него стреляли. И не сидит он…
– Когда стреляли? – оживился Торопов.
– Этой весной, в мае.
– Где?
– Этого я не знаю. Он умер в больнице от огнестрельной раны в начале июня… А вы что-то знаете?
– Говорю же, я видел, как в него стреляли. На Фабричной улице, возле клуба «Седьмая эра». Клоун в него стрелял.
– Кто?
– Клоун. С воздушными шарами. Он выстрелил, а воздушные шары унесли пистолет…
– А-а, понятно, – разочарованно вздохнула Дарья Павловна.
Торопов понял, что его рассказ воспринят как бред сумасшедшего.
– Ну вот, и вы не верите… И Эльвира Тимофеевна не верит. Да и я сам себе не верю… Не было никакого клоуна, – печально заключил он. – И воздушных шаров не было. Это меня по голове так сильно ударили, что мне все привиделось… Привиделось, что за клоуном бежал, что через забор за ним прыгал, а он меня подкараулил и по башке чем-то треснул. А это все чокнутый профессор, он сказал мне, что умеет летать, я ему не поверил, а он меня по голове булыжником за это… А здесь я уже давно. Из-за Маши. Я ее убил, а она является ко мне каждую ночь. И является, и является, я от этого с ума схожу. Каждую ночь она меня ругает, а я не сплю, не высыпаюсь, поэтому и сил у меня никаких нет, потому и на второй этаж еле поднялся. И за вами пока шел, чуть не сдох. Я же подумал, что вы – моя жена. Сзади вы на нее очень похожи… Я поговорить с ней хотел. С Машей. Скажи, Маша, зачем ты меня преследуешь? Что тебе от меня нужно? Почему никакого спасу от тебя нет! Нельзя же так!
– Я не Маша! – испуганно мотнула головой Дарья Павловна.
Похоже, она решила, что Торопов бредит наяву. И надо сказать, она была недалека от истины. Ему уже начало казаться, что перед ним действительно находится Маша, спасения от которой он искал.
– Торопов! Возьми себя в руки! – услышал он вдруг резкий голос Эльвиры Тимофеевны.
Он повернул голову на звук и увидел Архипову, но какое-то время напряженно соображал, наяву она перед ним предстала или в сумасшедших грезах.
– Ты ведешь себя агрессивно, – строго сказала врач.
Это могло быть приговором, за которым мог последовать перевод в специальный блок, расположенный в старом корпусе и где закалывали лекарствами безнадежных пациентов. Павел очень боялся этого, поэтому жалко склонил перед ней голову.
– Вы не так все поняли. Я себя контролирую.
– Да? Тогда чтобы через пять минут был в своей палате. Я сейчас приду, и если тебя там не будет…
Павел мгновенно поднялся и, вжав голову в плечи, вышел на лестницу.
Он уложился в срок, но Эльвира Тимофеевна пришла к нему в палату лишь вечером, после ужина.
– Как самочувствие? – мягко спросила она, усаживаясь на стул.
– Все хорошо. Только на Машу не кричи.
Торопов лежал на спине, глядя со страдальческим выражением на лице в потолок. Наступило время, когда его сознание окончательно погружалось в сумерки, и он переставал отличать явь от наваждения. Эльвира Тимофеевна уже здесь, а скоро появится Маша, и голова его развалится на части, если начнется скандал.
– Я не увижу твою Машу. И кричать на нее не буду. Я настоящая Эльвира Тимофеевна, а не вымышленная.
– Да? Возможно…
Повернув голову набок, Павел посмотрел на врача. Кофточка на ней с длинным рукавом, джинсы. Нет короткого халата и чулок тоже. Значит, она действительно настоящая. Собралась уходить домой после работы, по пути зашла к нему, как обещала.
– А где она?
– Твоя Маша в твоем больном сознании. И мне очень жаль, что ты не можешь справиться с ней…
– Не правда, я с ней справляюсь. И не про Машу я спрашиваю, а про ту, которая была у вас. Дарья Павловна ее зовут.