Осторожно уложив, оказавшегося на удивление не тяжелым Ердея с его шмотками на волокушу, я впрягся и пошел следом за лайкой. Как там сказал 'тунгус' - Мадху? Значит, за Мадху. И в голову пришла мысль. Может не так и легок старик, как заборист кетас? Ну что ж. Кончится жвачка и узнаем.

Вот дотащусь и помру. Лягу на сыру мать-землю и умру. А если выживу - любого кто лошадку ломовую, самую затрапезную посмеет обидеть - убью сразу. Или вот - создам профсоюз ломовых лошадей и буду их права отстаивать. Должен же в этой чертовой тайге быть хоть один профсоюз, вот и будет - лошадиный, а что, Калигула вроде коня в сенат, а я - лошадей в профсоюз.

Сил смеяться не было совсем, поэтому я просто задавленно кашлянул, с почти немыслимым трудом переставляя ноги. Тащить по лесу волокушу с раненым мужиком - это вообще не для слабых духом. Другой на моем месте, не обладай таким вот немыслимо-ослиной упертостью, давно бы плюнул. Но не таков Славян, не того замеса. Вот и пру. И вроде пора уж передых устроить. А только сказал Ердей - хитрый 'тунгус', что совсем уже близко дом его. Вроде чуток дотащить и аллес. К слову, к тунгусам таки он никак не относится. Народ их зовется дахар, а сам Ердей относится к роду машкут. Названия эти мне ничего не говорили. Поведал мне эти важнейшие сведения он в начале нашего пути, но потом затих, видно уснул. А я продолжал тащить его, топая вслед за шустрым животным с бубликом вместо хвоста.

Спустя несколько часов пути, очнувшийся от забытья Ердей сообщил, что таки дом близок. И тут волшебная жвачка кончилась. И мне поплохело. То есть не то чтобы стало плохо, просто усталость навалилась страшно. Да еще темнеть начало заметно. Ноги сами собой начали запинаться за корни, ветки упорно цеплялись за одежду и норовили хлестнуть по лицу. Но и оставаться посреди дикого леса на ночь глядя в свете недавних "разборок" с гиенами совсем не хотелось.

Еще спустя десять бесконечных минут я понял - все, капут. Не могу ни петь, ни свистеть. Как Шилов тогда, на склоне горы. Только вот никакой красной конницы вдали, никаких друзей на авто, мирно пылящей по грунтовке. Да и самой дороги тоже нет. Отпустил волокушу и сел на мох, привалясь к стволу сосны спиной. Стемнело уже так, что я и лица старика почти не видел, лишь светлое пятно бороды белело.

– Ердей, - просипел еле слышно, - кетас... еще... дай.

– Нельзя, Слав. Шибко много дал уже. День, два, третий - тогда можно еще кетас.

– Так не дотащу, - с безразличием ответил я.

– Мадху пошлю.

Старик, свистом подозвал пса и бросил несколько слов не по-русски. Лайка в ответ разинув в собачьей улыбке пасть, полную белоснежных клыков и вывесив розовый язык (ага, таки притомилась, скотина терминаторская) в три прыжка унеслась куда-то вдаль. Вот тебе и устала. Нет, определенно, с этой псиной что-то не так. Может ее с детства кетасом откармливали? А хорошо бы и мне сейчас горошинку разжевать... От одной мысли о чудо-средстве закружилась голова, а в 'зобу дыханье сперло'. Нормально, а ведь по ходу дела мне некое зелье дали с эффектом привыкания... Может потому и нельзя больше? Тогда и фиг с ним. До двадцати пяти огурцом проходил - ни пил, ни курил и дальше не планирую. Стало интересно, а каков отходняк от такой дозы.... Ладно, прорвемся. По скромным прикидкам "под кетасом" мы одолели не меньше десяти километров. Но что если, зелье не только сил придает, но и искажает чувство времени?

– Слышь, Ердей, сколько мы прошли?

– Много. Ты сильный Слав. Думал, завтра еще идти.

– Это я молодец, получается, хммм.
– И чтобы не путать охотника, пояснил.
– Да это я шучу над собой. Вроде как лошадью поработал.

– У нас, Слав, раньше, пока русы не пришли, конь не было. Все на себе возил.

– Ты сам возил?
– С этого места мне вдруг стало очень интересно.

– Нет. Сам нет. Русы давно пришли, отец, дед - тогда.

– И что, ничего такого, лосей впрягали бы? Или волов... Бизонов, блин, шерстистых.

– Да, Слав, у ясыгов есть ездовые рогачи, а у нас - дахар - нет. Зато мы собак учим особо.

– Да, заметил. А что за ясыги? Расскажи.
– Разговаривать лучше, чем тащить опротивевшие жерди, стершие мне руки в кровь. Опять же интересно послушать.

– Ясыги - воины. Ходят из степи к нам, в лес. Дед был - тогда брали у нас соболя, лису, куницу, такду - бобра по-русски.

– Знаешь, Ердей, не хорошо они делают, эти ясыги. И что, теперь иначе?

– Слава Богу, давно не берут.
– И охотник, не спеша, стянув шапку, перекрестился.
– Редко наскочат, да их и погоним.

– Ты что же, во Христа веруешь, дядька Ердей?

– Верю, отчего нет? Русы рассказали, добрая вера, сильная.

– Это точно. Я тоже христианин, православный. Так что мы получается, одного народа - христианского.

Старик в ответ скупо улыбнулся и склонил согласно седую, в густых кудрях голову. За кустами послышался звонкий лай и на полянку выскочил Мадху, весело заплясавший вокруг нас. Всем видом он выражал - задание выполнено, помощь близка. Ну что, посмотрим, кого Бог послал на этот раз. Но разглядеть лицо пришедшего, я не смог. В глаза ударил яркий сноп света от лампы, которую этот некто нес в руке. Прикрыв сослепу глаза я неподвижно сидел, дожидаясь пока зрение вернется, прислушиваясь к происходящему.

– Что случилось, дедушка?
– Голос взволнованный и слегка запыхавшийся от бега. Звучит звонко и чуть ломко - совсем юный. А по-русски говорит чисто.

– Упал, зашибся. Ногу побил. Слав помог, дотащил.

– Слава Богу, дедушка. Давай я тебя потяну?

На этом я решил вмешаться в разговор.

– Не знаю, кто ты, малец, но деда тебе не дотянуть. Так что пожди малёха, я отдышусь, да побредем еще, далеко до дому-то?

– Близко совсем, дядька Слав, - без малейшего напряжения или скованности, но вместе с тем уважительно и степенно ответил парень.