Значит, это безусловно некая аномалия в развитии человека, которая поэтому-то и должна быть исправлена. Апостол Павел пишет: “Есть тело душевное, есть тело духовное”. Существует какая-то форма совершенной телесности как замысел о мире, как некий венец эволюции, и как залог этого венца -Воскресение Христово, когда Христос явился перед уходом. Ведь надо понимать, что Воскресение Христово радикально отличается от воскрешения Лазаря. Пускай некоторые богословы настаивают на том, что о Христе тоже надо говорить “воскрешение”. Но Лазаря надо было развязать от пелен, чтобы он вышел. Лазарь вернулся к той же самой жизни, где его ожидал неизбежный конец. Это была просто отсрочка. Я не говорю и о некоторых других случаях воскрешения. Более того, мы знаем о случаях, когда и святые воскрешали, оживляли людей, но на время. С тем, что произошло с Христом, это не имеет ничего общего. Тело Его исчезло. Оно исчезло, а не встало и пошло. Это совершенно разные вещи. Произошла метаморфоза, полная трансформация, поэтому Его не могли узнать, поэтому было нечто странное в Воскресении. И в этом процессе окружающие все время как бы убеждались. Он садился, ел с ними, и в то же время Он был другим. Именно поэтому “Символ веры” заканчивается не словами “Верю в бессмертие души”, которое является скорее предметом знания, и когда-нибудь наука дойдет до утверждения этого. Там сказано: “Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века”. Вот эсхатология “Символа веры”. Человек должен все-таки выполнить Божий замысел, и брак между веществом в окружающем мире и духом должен в конце концов осуществиться.

Будет ли воскресение для всех, когда-либо живших на земле? На основании чего будет происходить Страшный суд?

Вопрос примерно такой: на основании какого уголовного кодекса? Вы знаете, Христос и апостолы называли нас, вот когда мы так спрашиваем и интересуемся, “совопросниками века сего”. Совопросниками… Есть бесчисленное количество вопросов, на которые Христос не дал ответа нам. Потому что эти вопросы… я бы не назвал их праздными, но они не главные для нашего духа.

Единственное, что мы знаем, – что в конце концов побеждают свет и добро. В конечном счете оно будет побеждать. Есть книга, которая заключает Библию, последняя книга Библии – Апокалипсис. Книга, которую считают страшной. Она действительно страшная, потому что она изображает катастрофу мира, но это самая оптимистическая книга Библии. Потому что, показывая черный мрак истории, она в конце концов показывает торжество Агнца. Ну, а Страшный Суд начался с того момента, когда Христос пришел на землю. Он сказал: “Суд состоит в том, что свет пришел в мир, но люди больше возлюбили тьму”. Значит, суд – это перманентное явление, он продолжается. И наше с вами столкновение с добром и злом, когда у нас выбор на пути стоит, – это суд. И целые народы переживают суд. Целые цивилизации иногда переживают суд и приговор. Поэтому не надо думать, что суд – это только в конце истории.

Чем более одухотворенной и полной будет наша жизнь здесь и сейчас, тем спокойнее и свободнее мы будем идти навстречу тому, что есть “лишь зримый миг перерожденья души к предвечному полету”. Человек несет в себе чувство вечности, и воскресение мертвых уже здесь, в нашей жизни, закодировано, потому что наша личность получает полноту и возможность для деятельности, и когда придет наш последний час, если наш дух будет достаточно укреплен, он легко одолеет препятствие, которое отделяет его от других миров.

За нашей смертью открывается вечность. Я знал людей, которые не боялись смерти по-настоящему, потому что все они ощущали выполненным свой долг на земле. Они отдали все, что могли отдать, и это создало у них такое ощущение созрелости, готовности, как плод, который может упасть. И в свете вот этого труда, добра, творчества, самоотдачи мы можем говорить, что смерти на самом деле нет, что, трудясь по-настоящему, духовно, в этом материальном мире, мы трудимся для вечности. Как бы человек об этом ни думал, такое чудо, как человеческая личность, не пропадет в огромном космическом хозяйстве, все участвует в этом высшем созидании, все будет иметь свой расцвет.

“Жизнь будущего века” – это не наши отдаленные потомки, не наши отблески, нити, которые тянутся в будущее, а это – все мы, все человечество.

Опыт мировых религий, духовные традиции, которые столетиями и тысячелетиями выращивали лучшие представители человечества, – этот священный опыт служил культивации в человеке его духовного начала. Если мы это отбросим, то процессы, которые начались уже у нас на глазах, будут стремительно, со зловещим ускорением развиваться. Человек познал добро и зло – вы все помните библейское предание. А это означает, что человек решил мерить добро и зло по своим меркам, не так, как это решается в высшем, священном божественном законе, а как ему вздумается: добро в том, что выгодно мне лично, моей семье, моему клану, классу, партии, группировке. Конец! Здесь начало конца. Так вот, проблема духовности – это не праздная проблема культурного досуга, а это жизненно важная проблема. Если мы не почувствуем это, не попытаемся подойти к этому с полной ответственностью, то мы окажемся банкротами перед лицом высочайшего призыва.

Есть ли разница между верующим и религиозным человеком?

Есть. Человека, который верит в какую-то доктрину, скажем, политическую, можно назвать верующим и даже слепо верующим, но не религиозным. Каждый человек, который верил в гений Гитлера или других аналогичных персонажей, был верующим, но не религиозным. Религиозен тот, кто верит в Бога.

Расскажите о том, что такое духовность.

Признаться, раньше это слово вызывало у нас самую негативную реакцию. Абсурдно, что даже психология стала предметом как бы особым – наукой без предмета изучения. Греческое “psyche” – это “душа”, а раз души нет, следовательно, изучали практически то, чего нет.

Была такая крайность: духовность была перечеркнута как старое, допотопное понятие. Потом мы легко включились в другую крайность: слово “духовность” стало употребляться как попало, где попало и быстро навязло в зубах. Есть у нас такой рефлекс – все превращать в жевательную резинку. Но я хотел бы поставить вопрос по сути.