Полина не замечала, что от дочери попахивает дорогим табаком, а зачастую пивком. Она приходила домой, автоматически ела, что под руку попадётся, падала в кровать и мгновенно засыпала. Так шли дни, недели, месяцы. На общение с дочерью времени не находилось.

Однажды вечером, когда Полина заглотила съестного, словно голодная чайка, и с блаженным видом откинулась на кресле, Ленка решила пообщаться:

– Мам, я тебя совсем не вижу. Ты постоянно на работе, даже в выходные. Раньше жрать и одеть было нечего, но я тебя, по крайней мере, видела дома.

Полина открыла правый глаз:

– Дочь, что ты от меня хочешь? Я что деньги только для себя зарабатываю? У тебя в классе многие могут похвастаться, что их мать – директор фирмы?

– Мам, ну, я не об этом! Ты, конечно, много работаешь и устаёшь. И жить мы стали лучше, раньше у меня карманных денег и в помине не было, а сейчас с собой сотка баксов постоянно в наличии…

– Лен, давай спать, – прервала Полина. – Я устала, как Савраска.

– Мамуль, ты опять не хочешь со мной общаться! А наш историк, Сергей Петрович, если ты его ещё помнишь, опять тебе прислал пакет с рукописью.

Ленка извлекла его из школьного рюкзака и протянула матери.

– О, нет! Только не это… Лена, умоляю, верни ему и скажи, что у меня нет времени читать.

– Так-то неудобно… – попыталась возразить дочь.

– Ну, тогда сама почитай, а скажи что я… – не договорила Полина, засыпая.

– Хм… Что ж и почитаю… – решила Ленка, вскрыла пакет и достала листы, напечатанные убористым шрифтом Courier New. – Ну, накропал! Писатель доморощенный!

Эскорт, сопровождающий Лукрецию дела Кроче, прибыл к палаццо Санта-Мария-ин-Портико, поздним тёплым сентябрьским вечером. Родриго Борджиа доложили о прибытии синьорины, и он поспешил лично встретить возлюбленное чадо: кардинал всегда питал слабость к дочери.

– Лукреция, дорогое дитя! Как прошло путешествие? – Родриго распростёр отеческие объятия и «дочь» с удовольствием в них утонула. – Дай-ка я посмотрю на тебя: ты стала ещё красивее и повзрослела! Пора подумать о замужестве.

Лукреция ощутила дрожь в теле при объятиях с кардиналом и её златокудрую головку посетили отнюдь не мысли послушной кроткой дочери.

– Как вам угодно, Ваше Преосвященство, – скромно поклонилась она, изображая покорность его воле.

Кардинал ещё раз взглядом смерил Лукрецию и убедился, как он прекрасно порадел над Ваноцци Катанеи почти четырнадцать лет назад: результат красив, скромен и достоин всяческих похвал.

Синьорина дела Кроче вошла во дворец и с удовольствием отметила богатство интерьера. Стены огромного вестибюля венчали шпалеры с изображением исторических сцен. Из него Лукрецию провели в гостиную, также увешанную шпалерами в едином стиле с вестибюлем. Ковры на полу гармонировали с мебелью, за гостиной располагались ещё две комнаты, затянутые нежно бирюзовым шёлком.

Для Лукреции приготовили апартаменты на втором этаже палаццо с видом на яблоневый сад. Девушка тут же вышла на балкон, вдохнула вечерний римский воздух:

– Здесь прекрасно!

В комнату вошла молодая девушка и поклонилась:

– Синьорина, я ваша новая компаньонка. Моё имя Оливия.

Лукреция смерила взглядом Оливию: темные волосы, смуглая кожа, большие тёмные глаза, тонкий стан, словом, – внешность безупречна.

– Его Преосвященство распорядился, чтобы я неотлучно находилась при вас, синьорина, – Оливия поклонилась.

– Что ж, находись, я не возражаю.

Лукреция осмотрелась: роскошная кровать под шёлковым вишнёвым балдахином, бархатное александрийское покрывало; кушетка, покрытая золотой парчой, стол с резными стульями – всё доставило ей несказанное удовольствие.

«Что ж хорошо быть «дочерью» кардинала Борджиа, – подумала она. – Хоть я и считаюсь незаконно рожденной, он любит меня. Пожалуй, и я отплачу ему тем же».

На следующий день Лукреция познакомилась с обитателями Санта-Мария-ин-Портико: в её комнату вошли две женщины.

Пожилая слегка поклонилась:

– Я – Адриана де Мила. Его Преосвященство поручил мне опекать вас, синьорина. А это моя дочь, Джулия Фарнезе Орсини [36] .

Лукреция не без интереса посмотрела на девятнадцатилетнюю красавицу, которую в Риме называли попросту La Bella. [37] Весь город знал, что молодая Джулия – любовница Родриго Борджиа, который старше её на сорок лет.

Ваноцца дела Кроче, мать Лукреции, прекрасно знала о связи своего любовника и ничего не имела против, ведь она сама была замужем. Её роднила с La Bella ситуация, в которой находились их мужья, делавшие вид, что ничего не замечают. Обманутый муж Джулии, Орсино Орсини, по прозвищу Одноглазый, пребывал в своём имении Басанелло и почти не покидал его.