Шрифт:
Остановив машину у крошечного бара, больше похожего на кафе-молочную, мы вошли. Я взяла с маленькой витринной стойки пирожное с кремом и принялась с жадностью есть.
— Ты ничего не будешь? — спросила я у нее.
Она стояла, упершись спиной в холодильную камеру с мороженым.
— Я никогда не ем.
— Даже кока-колу не пьешь?
Она отрицательно покачала головой, не спуская с меня глаз.
— А я обожаю поесть, — подразнила я.
— Это видно.
— А, понятно, не хочешь потолстеть.
— Не совсем так. Не хочу жить.
Если верно, что ничто не происходит случайно, моя тоска, которая не оставляла меня вот уже несколько дней, достигла на этой холмистой площадке, где я припарковала свой «Ситроен», своего пика. Я подумала, что вид Болоньи сверху и немного болтовни пойдут ей на пользу, однако дочь инженера Комолли выудила одну из моих кассет с песнями Луиджи Тенко и вставила в магнитолу.
Пока я курила и разглядывала виллы богатых болонцев, она пела «День за днем». Я не верила своим ушам она знала наизусть все слова песни. «День за днем проходит жизнь, завтрашний день будет таким же, как вчерашний. Судно уже покинуло порт и кажется с берега далекой точкой…»
Я не могла сдержаться:
— Почему ты не слушаешь Мэрилина Мэнсона, как твои ровесники?
Она сидела, согнув плечи и вытаращив подведенные глаза.
— Потому что я так одета?
— В определенном возрасте то, что носишь, имеет значение, тебе не кажется?
Наконец она рассмеялась, продемонстрировав мне свои прекрасные белые зубы и ямочки на щеках.
Перед тем как отвезти Гайю домой, я заехала в агентство, усадила ее на диванчик Аучио, а сама пошла в кабинет перенести фотографии в компьютер. Пока я подключала кабель к компьютеру, до меня донесся ее вопрос по поводу туалета, из которого затем раздался звук закрывающегося шпингалета.
Я подошла к Спазимо.
— Ездить с дочерью клиента профессионалу непозволительно, — сказал он.
— У нее кое-какие проблемы.
Лучио покачал головой.
— Вот так всегда, все безнадежные дела берешь ты…
— Кстати, о безнадежных делах, Тима поблизости нет?
— Он зашел и сразу плюхнулся на диван. Сколько же косяков он выкуривает? За секунду опустошил две бутылки воды.
— Теперь собирается сколотить группу.
— Но он же ни на чем не умеет играть!
— Говорит, что это не важно.
В этот момент появилась Гайа.
— А здесь здорово, — произнесла она.
Мы со Спазимо растерянно посмотрели на нее.
Мы снова сели в машину, но дочь инженера Комолли даже и слышать не хотела, чтобы ее отвезли домой. Если бы она хоть немного была голодна, я бы отвезла ее в «Макдоналдс», но у меня была идея получше: отправиться в бар на улице Верди, где в это время Тим и его друзья пили аперитив.
Пока мы ехали, Гайа смотрела в окно и терла рукой лицо, так, что оно покраснело. Было шесть часов вечера, небо стало лиловым, как гематома. Я краешком глаза посмотрела на странное существо, сидевшее рядом со мной.
— Расскажи мне о своих родителях.
Она вздохнула.
— Мой отец считает, что за деньги можно купить все, даже людей.
Я сбавила скорость в поисках свободного для парковки места.
— Ну а твоя мать?
Она пожала плечами, но у меня не оставалось времени вникать в подробности: заметив свободное место, я попросила ее выйти. Пока я выворачивала руль, она стояла неподвижно, склонив голову набок, уставившись на меня.
— У тебя разбит подфарник, — произнесла она.
Мы вошли в бар, расположенный на площади Верди. Как только я их познакомила, то сразу поняла, что они не понравились друг другу. Тим вернулся к своим друзьям, бросив на меня многозначительный взгляд вроде «кто эта странная особь?».
Она смущенно озиралась по сторонам.
— У меня всегда такое чувство, что я везде лишняя.
Заказав некрепкое пиво, я сказала:
— Гайа, Тим всего лишь молокосос, ты для него слишком взрослая.
— Разве не ты говорила, что ему двадцать три года?
— И имела в виду… что ты более зрелая.
— Ты когда-нибудь читала Павезе? — обронила она, презрительно посмотрев на стоявшую на стойке пиалу с арахисом.
— В молодости.
— А Вульф? Плат? Маяковского?
Мне стало не по себе.
— Если не ошибаюсь, они все самоубийцы? — Я залпом выпила пиво. — Пошли, отвезу тебя домой.
Привстав, я заметила в ее глазах тревогу и нерешительность.
— Сейчас мы расстанемся и больше не увидимся, да? — пробормотала она.
Я взяла счет и записала номер ее сотового телефона.
Через пятнадцать минут я была дома. Сразу зазвонил телефон. Я схватила трубку.
— Ты сегодня вечером свободна? — раздался голос Джиджи Марини.
— А что ты хочешь предложить?
Раздался смешок.