Фома тщательно упаковал отобранные книги. Лиза набросила на волосы косынку.

— Ты уже хочешь уходить? — огорченно проговорил Фома. — Оставайся обедать, у меня уже все готово. Не хочешь? Посмотри, что было у капитана! — Он открыл низкий шкафчик в углу и достал оттуда несколько бутылок самой разнообразной формы, с прилипшими к стеклу ракушками и известковым наростом.

— Эти бутылки он выловил за свою жизнь. Потерпевшие кораблекрушение их бросали в море. Он еще много отдал в музей. А эти хранил всю жизнь. Как-нибудь я расскажу тебе интересные истории.

— Расскажи сейчас! — попросила Лиза и присела на край дивана.

— Потом расскажу, Лизонька. Я все-таки… хочу еще раз поговорить с тобой.

Лиза искренне огорчилась:

— О, Фома, опять…

Фома нахмурился. Глаза его смотрели грустно и пылко.

— Лизонька, неужели мы так и проживем всю жизнь — рядом и далеко? Только не расстраивайся! Мальшет не любит тебя. Разве ты не могла бы выкинуть его из сердца?

— Я… пытаюсь… — честно призналась Лиза. Фома даже побледнел.

— Пытаешься? Ну и что?

— Плохо подвигается.

Фома стукнул себя кулаком по лбу.

— А все же, значит, подвигается? — сказал он, подумав.

Девушка молчала, доверчиво и ласково глядя на Фому.

— А если… когда перестанешь о нем думать… выйдешь за меня замуж?

— Не знаю, Фома милый, — тоскливо протянула Лиза. — И почему ты не нашел за столько лет другую девушку, лучше меня?

— Находил, — простодушно сообщил Фома, — находил лучше тебя. Но… не могу я без тебя, да и только!

— Ну, до свидания! — поднялась Лиза.

— Я сам привезу книги на мотоцикле, а то тебе тяжело будет, Лизонька!

— Ладно. Спасибо, Фома… Я, кажется, проголодалась. Ну, давай обедать.

За обедом Лиза спросила:

— Фома, а за что тебя так ругал покойный капитан? Фома безнадежно махнул рукой.

— Он, видишь ли, столько меня учил, даже в море со мной выезжал, что в его возрасте не совсем полезно… Кирилл Протасович считал, что из меня выйдет хороший капитан дальнего плавания… Ну, и сердился, что я застрял на «Альбатросе», который только ведь для наблюдений научных и хорош, а дальнего плавания на нем не сделаешь. Очень на меня за это он сердит был!

— А на «Альбатросе» ты застрял из-за меня?

— Ну да.

— И за это тебя ругал капитан?

— Ну да.

… Лиза ехала на велосипеде и думала о Фоме, о покойном капитане. Было очень грустно, что рядом жил такой интересный, много повидавший на своем веку человек — капитан дальних плаваний, а она так и не узнала его, а теперь он умер, и уже поздно. Никогда она не поговорила с ним, как говорил с ним Фома все эти годы. А Янька будет писателем, ему особенно важно было бы узнать такого бывалого человека, а он тоже пропустил, не заметил. В Бурунном посмеивались над стариком, считали его чудаком, выжившим из ума. Один Фома относился к нему с уважением и любил его, даже не подозревая, что сердитый капитан привязан к нему, как к родному сыну. Должно быть, в Фоме много есть от этого незнакомого ей капитана, но она этого не знает и то, что от самого Фомы, тоже не знает. Фома любит ее много лет. Но он не привык говорить о себе. Он молчалив, и скромен, и добр, и мужествен. Он спас жизнь Яньке, когда они попали в относ и Яша заболел, а Фома оттаивал для него лед в кружке на груди, чтоб напоить больного теплой водой. В поселке его считали хулиганом и драчуном и даже исключили из школы — из последнего-то класса!

А потом, когда Фома уехал в Москву и стал чемпионом по боксу, его портрет повесили в правлении рыболовецкого колхоза, и все гордились, что он их земляк. А Фома совсем не дорожил славой чемпиона. Он вернулся назад в Бурунный — ради нее. И ради нее он отказался от командования большим кораблем и водит бывшее промысловое суденышко.

Вот кто никогда не думал о карьере, о славе, о самом себе… Он всегда заботился только о других: об отце, о них с Яшей, о матросах, об одиноком старике капитане… А она даже не уважала его по-настоящему, как она уважала Мальшета или Турышева, никогда не интересовалась его душевным миром. Он мог бы пройти рядом всю жизнь и умереть (погибнуть в море!), а она бы так и не узнала его. Как это ужасно, как нехорошо!..

Вечером Фома привез на мотоцикле упакованные книги. Он был бы очень счастлив, знай эти мысли Лизы, но он не мог знать их, а она ничего не сказала. У Ефремовых сидела Марфенька, и все, по обыкновению, смеялись. Марфенька представляла в лицах, словно Райкин, сотрудников обсерватории, и все хохотали до слез. Фома так смеялся, что, только глядя на него, разбирал смех. Яша, кажется, очень гордился талантами Марфеньки.

А потом пришла Христина, и Лиза отдала ей Библию.

Христина, как она и ожидала, очень обрадовалась.

— Вот уж спасибо вам. И где-то вы достали? — стала она благодарить Лизу.

В этот момент зашел Мальшет.

Увидев в руках Христины тяжелую книгу, он взял ее и, конечно, потребовал объяснения.

Все молчали. Тогда Лиза коротко объяснила. Мальшет даже изменился в лице от возмущения.

Вспыльчивость его Лиза знала, но еще ни разу она не обрушивалась на нее самою, да еще с такой силой. Филипп был просто взбешен: как, он отрывает от науки драгоценные часы, стараясь убедить Христину, а в это самое время сотрудники обсерватории — и кто же? Лиза (Лиза!) — дарят ей Библию? И это — комсомолка? Студентка? Без двух минут океанолог? О чем она думала, когда тащила ей Библию? Что она, с ума сошла или дура непроходимая?