— Я цветы привез, — тихо сообщил Энди, слегка отворачиваясь от Лии.

— Цветы? — переспросил Олбан.

— Для Ирэн, — объяснил Энди почти шепотом. — Отнесу к месту ее гибели. Наверное, завтра утром; разбросаю над водой. Ты как считаешь? Не хочешь пойти со мной?

У Олбана едва не вырвалось: «Делать мне больше нечего, кроме как идти к месту ее гибели, что с тобой, что без тебя, Энди; будь оно проклято, это место».

Вместо этого он, естественно, сказал:

— Да, конечно, Энди. Может быть, после завтрака?

— Это правильно, — негромко сказал Энди, похлопав Олбана по плечу. — Это правильно.

— Ну, мистер, молитесь лучше, чтобы Бога на вас не было!

Олбан вытаращил глаза.

— Что-что? — не понял он.

Каким-то образом после обеда он ввязался в теологический диспут с этим субъектом по имени Энтони К. Фромлакс, вице-президентом по слияниям и приобретениям корпорации «Спрейнт инкорпорейтед», учрежденной в соответствии с законодательством штата Делавер Соединенных Штатов Америки. Само определение их спора как теологического было, можно сказать, высокопарным преувеличением, так как на деле они просто разошлись по вопросу существования Бога, пантеонов и так называемых верховных существ как таковых. Тони Фромлакс, высокий, гибкий, спортивный парень примерно одного возраста с Олбаном, смотрел на мир широко раскрытыми глазами, горевшими энтузиазмом. Стильная стрижка укротила его непослушные от природы светлые волосы. Помимо магистерской степени по менеджменту у него был диплом физика, а потому Олбан, которого представила гостю сама Уин, питал слабую надежду на то, что этот американец не станет трендеть, как «родился заново». Это оказалось — по иронии судьбы — праведным заблуждением.

На самом деле Олбан не искал подобных споров, но почему-то всякий раз оказывался в их эпицентре. Если кто-то, допустим, высказывал предвзятые суждения в адрес самого Олбана или его мироощущения, он органически не мог с этим мириться, не мог считать это досадным недоразумением, на которое не стоит обращать внимания; нет, он должен был вернуться к началу, рассмотреть вопрос со всех сторон, перетрясти, пропустить сквозь себя, докопаться до сути, потребовать объяснений. В данном случае все началось с того, что Тони спросил, где собравшиеся будут молиться в воскресенье. Это повлекло за собой лавину возражений, аргументов, контраргументов и всякого вздора.

— Молиться, чтобы не было Бога? Ты сам-то понимаешь, что…

— Я сожалею, Олбан, что в своей гордыне и высокомерии ты не видишь, что Иисус тянется к тебе, что Он готов быть тебе другом, спасителем, если только ты захочешь Его услышать. — Тони подался вперед на диванчике и распростер перед собой руки. — На твоей стороне нет правды, а если бы и была, подумай, каким ужасным был бы этот мир, не будь в нем Слова Господа, направляющего нас. Именно это…

— Ну, Тони, как у нас идут дела? Вижу, вы не скучаете. Обсуждаете стоимость акций, да? — спросил Ларри Фигуинг, старший вице-президент по слияниям и приобретениям, похлопав Тони по плечу, и сел рядом с ним.

Коренастый, ростом чуть ниже Фромлакса и старше его лет на двадцать, Фигуинг был обладателем подкупающе черной шевелюры. У него был сильный, глубокий загар, который, как показалось Олбану, бледнел на глазах под скудным октябрьским солнцем Шотландии. У него также был сильный, глубокий голос, которым он умело пользовался.

— Подружились, ребята? — спросил он. — Все о'кей?

— Мистер Макгилл считает, что человек произошел от обезьяны и что христиане ничем не лучше мусульман, — сообщил Фромлакс своему боссу, у которого по крайней мере хватило ума принять огорченный вид.

— Или иудеев, если уж на то пошло, — рассудительно добавил Олбан, отчего у Фромлакса еще больше расширились глаза. — Я атеист, мистер Фигуинг, — сказал он, обращаясь ко второму, — и пытаюсь объяснить Тони, что, с моей точки зрения, иудаизм, христианство и ислам — даже не отдельные религии, а всего лишь секты внутри одного большого женоненавистнического культа, основанного неким шизофреником, слышавшим голоса, которые повелели ему убить родного сына. И я действительно верю в эволюцию, а не в мистику. А кроме того, я твердо стою на том, что молния — также не дело рук божественного громовержца.

— Ну, вероисповедание человека — это его личное дело, — сказал Фигуинг, глядя поочередно на того и другого. — Самое главное — это готовность к диалогу, к достижению согласия везде, где только возможно.

— Самое главное — мир во всем мире, — сказал Олбан, надеясь, что это само по себе звучит как согласие, хотя он этого не планировал.

— Тони, — сказал Фигуинг, положив ладонь между лопатками молодого менеджера, — будь добр, побеседуй с мистером Перси Уопулдом…

— Скофилдом, — поправил Олбан. — Дядя Перси вошел в семью через жену.

— Да, конечно, со Скофилдом, прошу прощения, — сказал Фигуинг, кивая Олбану и примирительно поднимая руку, а потом с улыбкой обратился к Фромлаксу: — Перси — это бренд-менеджер. В очках, тот, что сидит у камина рядом с Уинифред. У него есть вопросы. — Он похлопал младшего коллегу по плечу. — Возьмешь его на себя?

— Охотно, — сказал Фромлакс и, бросив последний, наполовину неприязненный, наполовину сочувствующий взгляд в сторону Олбана, встал, взял со столика свой ноутбук и направился в сторону группы, расположившейся у камина.