Учеба началась сразу же после дня ее тринадцатилетия. Дважды в неделю мать работала в ночную смену в круглосуточном супермаркете в центре города. Молли с ужасом ожидала этих ночей. В темноте своей комнаты она сворачивалась калачиком в постели и молилась, но Бог не слышал ее. Снова и снова раз за разом ей приходилось выносить, когда отец наваливался на нее всем телом, показывая, что ребята хотят с ней сделать.

Ночные кошмары начались примерно в то же время, когда отец повадился вторгаться в ее комнату. Вместе с ними пришли и кровотечения из носа. Сначала Молли не придавала значения жутким образам, которые она видела, но они становились реальностью. Засыпать было так страшно, что она изо всех сил старалась бодрствовать. Но скоро тревожные видения стали заявлять о себе все чаще. Они теперь являлись не только в ночных кошмарах. Она стала видеть их и при свете дня — детей избивали и мучили их родители, жен — мужья; эти видения продолжали появляться, пока в один день она не почувствовала, что ее душа окаменела.

Она видела картину, как ее мать сбил пьяный водитель. Той ночью она тщетно молила мать не ходить на работу. Отец ударил ее по лицу и приказал уйти в свою комнату. Ему надоели ее сумасшедшие сны. Он тайком улыбнулся и сказал ей, что, как только мать уйдет на работу, он явится в ее комнату и будет молиться с ней.

Полицейские постучали в дверь всего через час после ухода матери. Она попала в дорожное происшествие и умерла на месте.

В эту ночь Молли ушла из дома. Этой ночью в голове отца что-то щелкнуло.

Детективы молча выслушали историю Молли, но она рассказала им не все. Она тщательно старалась не называть свое настоящее имя и ни словом не упоминать об избиениях, оскорблениях и унижениях, которые ей доставались от рук отца. Ей было стыдно.

Хантер оказался прав. Убежав из дому в четырнадцать лет, Молли пришлось взрослеть быстрее, чем большинству ее сверстников.

Она рассказала им, как ночные кошмары и видения прекратились, стоило ей только покинуть Пенсильванию, и как она подумала, что наконец избавилась от них. Но несколько дней назад, в помещении вокзала Юнион стейшн Лос-Анджелеса видения вернулись.

— Что точно вы видели? — тихим и спокойным голосом спросил Хантер.

Она напряглась и обхватила ладонями свою чашку с горячим шоколадом.

— К сожалению, я не могла контролировать все, что мелькало в этих видениях. Образы были туманные и не всегда ясные. Большую часть времени я видела их так, словно смотрю кино на экране.

— Как зритель? — предположил Хантер.

— Да. — Она быстро кивнула. — Но в тот день на Юнион стейшн все было по-другому.

— Как по-другому?

Она глубоко вздохнула и опустила глаза.

— Я была частью всего этого. Я была той, кто напал на него. — Голос у нее ослабел.

— Вы видели все это, словно своими глазами? — спросил Гарсия.

Легкий кивок.

— Я была убийцей.

Гарсия на секунду смутился.

— Подождите, — вмешался Хантер. — Напал на него — на кого?

Еще один глубокий вздох.

— На священника.

Хантер хранил невозмутимость, зная, что внезапная эмоциональная реакция, даже выражение лица могут подействовать на нее — и ей станет еще тяжелее.

— Мы были внутри какой-то темной церкви, я не знаю, где это. Священник, плача, стоял на коленях передо мной. — Она сделала глоток горячего напитка, и Хантер заметил, что у нее дрожат руки. — Я что-то показала ему… думаю, лист бумаги.

— Лист бумаги? — поинтересовался Гарсия.

Она кивнула.

— На нем было изображение или, может быть, текст? — спросил Хантер.

— Что-то было. Я не могу утверждать точно.

Уличное движение набирало темпы. Какая-то машина притормозила на Восточной Первой улице, и клаксоны устроили какофонию. Она подождала, пока они стихнут.

— Я не смотрела. Просто показала священнику.

Хантер что-то черкнул в своем черном блокнотике.

— Что вы увидели потом?

Она помедлила секунду, словно то, что собиралась сказать, не имело смысла.

— Собачью голову. Я показала священнику собачью голову, и это ужаснуло его.

— Откуда взялась эта голова? — на этот раз спросил Гарсия.

— Не знаю. — Она покачала головой. — Она просто оказалась у меня. — Снова краткая пауза. — Вместе с мечом, который я использовала, чтобы… — Голос у нее стих.

Хантер позволил пройти нескольким молчаливым секундам и спросил, помнит ли она, в какой руке был меч.

— В правой, — убедительно сказала она.

— Помните ли вы что-то особое о руке? Цвет кожи? Были ли кольца на пальцах? Часы?

Она задумалась.

— Черные перчатки.

Ветер усилился, и в небе стали скапливаться новые темные облака. Похолодало, но девушка, казалось, не замечала этого.

— Помнишь что-нибудь еще из своих видений?

Она кивнула и в упор посмотрела на Хантера.