Египетский поход Бонапарта, как мы видели, не был только внезапной фантазией молодого полководца и не был только случайным капризом или рассчитанной интригой Директории. Были стародавние обстоятельства, которые сделали его возможным. Французские историки склонны поминать по поводу этого похода даже Людовика Святого, короля французского, умершего в Тунисе в XIII в.

Не забираясь так далеко, напомним кое-какие факты, хронологически более близкие к Наполеону, чем крестовый поход и смерть в Тунисе средневекового французского короля.

В 1517 г. завершилось дело, давно уже ставшее неизбежным, и Египет подпал под власть турок-османов, а спустя 18 лет Франциску I, королю французскому, уже удалось заключить с султаном Солиманом II договор о дружбе и о торговле, как в те времена часто выражались. Но торговля тут развивалась крайне туго. Речи не было о старой кипучей деятельности египетских средиземноморских портов и караванов, приходивших (через Аравию) от персидских и индийских стран.

Европейские купцы, монахи и ученые-путешественники (вроде археолога Ванслеба) постепенно «открывают» Верхний Египет и доходяг до развалин «стовратных Фив»; эти развалины были опознаны и впервые обследованы иезуитом, французом Клодом Сикаром в 1721 г.

В течение всего XVIII столетия французы не переставали интересоваться Египтом и присматриваться к нему.

Чем больше англичане вытесняют французов из Индии и из Северной Америки, тем больше и внимательнее парижская дипломатия и марсельское купечество относятся к мысли об укреплении французского влияния в странах Леванта, т. е. на восточных берегах Средиземного моря.

И к тому времени, когда генерал Бонапарт начинает подумывать о египетской экспедиции, почва для этого предприятия (и именно в торговых кругах) оказывается подготовленной.

В 1672 г. Лейбниц написал небольшой трактат под названием «Египетский совет». Этот «совет» он обращает к французскому королю. Германский философ советует Людовику XIV завоевать Египет и этим положить начало восточным завоевашим французов, которые, идя таким путем, будут в состоянии сокрушить голландское могущество в Индии и на Востоке вообще.

Когда спустя 126 лет Наполеон Бонапарт отправился в свою знаменитую экспедицию, то в Европе сейчас же вспомнили об этом забытом совете Лейбница: ведь мысль генерала Бонапарта в 1798 г, была чрезвычайно похожа на мысль Лейбница в 1672 г., стоит только слово «голландцы» заменить словом «англичане».

Но Людовику XIV не показалось нужным идти на Восток сокрушать голландское экономическое могущество: в эти годы он еще надеялся обойтись без такого далекого путешествия и нанести Голландии смертельный удар в Амстердаме, Саардаме, Дельфте и Гааге. Ему это в конечном счете не удалось. Но ему удалось страшно ослабить силу и сопротивляемость этой республики богатого купечества.

Голландия устояла перед долгими и упорными усилиями французов покончить с ее самостоятельным политическим существованием, но, когда Людовик XIV закрыл в 1715 г. глаза, Голландия была уже не той страной, которая вступила в единоборство с Францией в мае 1672 г., во время которого Людовик XIV во главе большой армии вторгся в страну и пошел на Амстердам.

После трех войн с Людовиком Голландия страшно ослабела. Этой ее слабостью воспользовались англичане, а не французы, и воспользовались не в Европе, а в Индии и Индонезии.

С французской точки зрения активизация политики Екатерины II на юге империи и войны с Турцией представляли явную угрозу для всей вывозной французской торговли, связанной с Марселем и другими портами Средиземноморского побережья.

Торговля с Левантом, т. е. со странами восточной части Средиземного моря, Архипелага и Мраморного моря, играла такую роль в экономической жизни страны и в частности в деятельности как торгового, так и промышленного капитала, что уступать этот рынок России и Австрии или одной только России французская дипломатия не хотела ни в каком случае.

Боролись при этом две тактики: министр иностранных дел Верженн был склонен всячески поддерживать Турцию в техническом, военном и финансовом отношениях, укрепляя ее обороноспособность против северного соседа; другие, например посол Франции в Константинополе граф Сен-При, полагали, что так как раздел Турции уже начался, то, чтобы не остаться при этом новом разделе с пустыми руками, следует заблаговременно принять в распределении добычи деятельное участие и захватить Египет и Сирию, а если нельзя, то хоть один Египет.

Верженн сместил Сен-При, и политика сохранения Турции восторжествовала.

О планах же Сен-При вспомнили лишь в 1798 г., когда генерал Бонапарт собирался отправиться в египетский поход.

Упорная вражда между Францией и Россией имела в основе своей именно этот страх французской буржуазии потерять драгоценный левантский рынок.

В 80-х годах XVIII столетия, в последние годы перед революцией, даже в брошюрах неоднократно высказывалась мысль, что Египет может с успехом заменить далекие заморские колонии Франции, которые того и гляди будут потеряны. Нужно сказать, что, как ни восторгалась французская буржуазия поражением Англии и освобождением североамериканских колоний, мысль, что, во-первых, это новое государство, Соединенные Штаты, сможет со временем отнять у французов их владения на Антильских островах, а во-вторых, что сами белью колонисты этих островов могут последовать примеру соотечественников Вашингтона, Франклина и Джефферсона и тоже отделиться от своей метрополии, в значительной мере охлаждала irx пыл. Не лучше ли взамен этих далеких и не очень прочных владений вовремя прибрать к рукам несравненно более близкие земли, отделенные от Франции не океаном, а только спокойным, знакомым Средиземным морем с его богатыми рынками, лежащими по пути в Египет?