Что ж, скоро все станет ясно. И если лорд ошибся, если его сердце лжет, то он сам себя проклянет, как уже многие эльфы проклинали повредившегося умом главу великого дома, не торопившегося снизойти до чаяний Альянса. Правда, до полноценной волшбы дело пока не доходило, ограничиваясь почти безобидным пожеланием «чтоб он сдох побыстрее».

Почти в каждой небогатой и не столь родовитой семье кто-нибудь мечтал о сокровищах и знаниях рода Эрсетеа и с нетерпением ждал восхода Большой луны, когда лорд снимет нелепое требование, а архонты — заклинание с огромного королевского колокола, который теперь мог зазвучать только под рукой рожденного в определенную ночь тридцать лет назад.

А потому, когда на закате в воздухе поплыл густой, всепроникающий рокот набата, закружив желтым вихрем палые осенние листья, стоящий рядом с колоколом вызвал и ликующие, и враждебные взгляды.

Тем временем претендент в наследники, отскочив в сторону, смотрел на размеренные движения громады и поражался, как это ему удалось сдвинуть с места такую гору бронзы? Да и то сказать, извлечь подобный грому звук из безъязыкого колокола можно было только какой-нибудь хитростью, магией или грубой силой жителя Великаньих островов, если тот будет колотить по нему такой же огромной кувалдой. Претендент же был отнюдь не великан — невысокий, тонкий, непонятно в чем душа держится. Да и в руках — ни кувалды, ни магического жезла, ни даже завалящего меча.

Кубки на столешнице в малом королевском зале приема откликнулись набату тонким серебряным эхом.

— Вот и первый. Пошло веселье, — пробормотал лорд Даагон, услышав разнесшийся рокот.

Королева вздохнула со смешанным чувством облегчения и грусти: ожидание закончилось, но ее собеседник не заслуживал такой смерти.

— Ты уверен, лорд, что это не может быть слуга Мортис? Не думаю, что они допустят передачи твоего древа чужой крови, раз это способно повредить корню Древа Смерти.

Они оба ждали схватки с друидами, но по разным причинам. Даагон вздохнул: теперь надо будет уберечь сына еще и от архонтов, ведь Древо не могло на него не повлиять. Как соприкосновение с чудовищем исказило его мальчика, даже если он чудом спасся? Никаких «если»! Он спасся. Но теперь его снова надо спасать.

Но вслух он произнес лишь:

— Вряд ли слуга Мортис придет первым. Это наверняка кто-то из диких кланов откликнулся на мою просьбу.

Королева восхищенно свела ладони.

— Когда ты только успел, сидя в своем замке?

Даагон отставил кубок, едва пригубив эль. Сегодня он решил не пить… много. А это уже второй кубок за время беседы.

— Когда Тиаль уходила, я просил ее об одном: помочь Альянсу хотя бы раз перед моей смертью, даже если она наступит от ее стрелы. Вот и пришло время для этой помощи. Я, если хочешь знать, тридцать лет мучился: ну как умру случайно и не успею последний раз позлить любимую!

— Все шутишь, Даагон.

— А что мне остается, моя королева? Мужчины не плачут. Это не в эльфийских традициях — плакать перед… Ну, хорошо, хорошо, молчу. Но обычно рыдают после, и совсем другие лица.

Иллюмиэль деликатно спрятала улыбку за поднесенным к губам кубком с нектаром. Жаль, не дала полюбоваться. Она еще прекрасней, когда улыбается, только случается это невероятно редко после того, как королева эльфов оплакала погибшую мать. Конечно, повод для улыбки огорчал, но раз уж взялся за роль шута, то будь готов к тому, что будут смеяться и над твоими слезами.

Королева вернулась к прерванному звуком набата разговору:

— Как бы там ни было, но с одним твоим предложением трудно согласиться, лорд.

— С которым из?

— Что нам нужно искать помощи людей и гномов. Чем они могут помочь? А вот осложнить нашу жизнь смогут немедленно, если только узнают о грозящей нам беде. Ха, да они начнут убивать нас уже сейчас, чтобы не допустить второго Алкмаара!

— Вот поэтому нам и необходим мир с Империей и Горными Кланами, чтобы обезопасить границы во время поисков Древа Смерти. Люди и гномы должны понимать, что исчезновение эльфов обрадует их ненадолго и пепел Алкмаара вплотную подойдет к их границам.

— Узнав о грозящей нам гибели, они только быстрее объединятся. Чем меньше останется эльфов сейчас, тем меньше нежити будет потом в ордах Мортис.

С этим было трудно спорить. Эльфийский союз остался в одиночестве среди враждебного, полного ненависти мира. И спасение следовало искать только в самих себе.

Рядом с королевой неслышно появился страж и что-то тихо доложил. Даагон не прислушивался, но отметил, как брови Иллюмиэль чуть приподнялись, а глаза — потемнели.