Теперь Ильза, по крайней мере, знала, от чего все это время защищал ее Виктор. Сердце болезненно екнуло от внезапного прилива нежности к мужу.

Гейдрих нетвердо поднялся на ноги. Чтобы не упасть, уцепился за Ильзу, и та улавливала его дыхание на лице, запах его одеколона, видела его ненависть и чуяла его страх.

— Этот Ласло опасный человек, — сказала Ильза. — Пошли на Чехов мост лучших людей. Поставь их выслеживать Ласло. А мы с тобой завтра поедем через Карлов мост.

Гейдрих замахал кулаками:

— Я не побегу! Пусть Ласло не думает, что я его боюсь! Истинный ариец ни от кого не бежит!

— А это не бегство, — заверила его Ильза. — Ты просто избавляешь людей, которые тебя любят, от волнений. Какая разница, завтра поехать через Чехов мост или на следующей неделе? Для тысячелетнего рейха это всего лишь миг. Все время на земле — твое. А Виктор Ласло уснет навечно.

Гейдрих посмотрел на нее в отчаянии.

— Люби меня, — взмолился он.

— Нет, — сказала Ильза. — Сейчас не время для любви. Сейчас время ненависти.

Гейдрих подобрался, пытаясь вернуть свое достоинство.

— Немец должен забыть низкую похоть ради сильнейшей страсти. Я пошлю людей на Чехов мост. Ты останешься здесь до утра и поедешь со мной утром через Карлов мост, чтобы вся Прага увидела имперского протектора и его подругу вместе!

Гейдрих холодно пожелал Ильзе доброй ночи.

— Имей в виду, однако: если мои люди ничего не найдут на Чеховом мосту, ты умрешь. Если что-нибудь непредвиденное случится на Карловом мосту, я убью тебя лично. — Гейдрих формально поклонился. — Приятных снов, фройляйн Туманова.

Глава тридцать пятая

Свет ранней зари 27 мая 1942 года нарисовал замок Градчаны каким-то обломком из снов Франца Кафки. Нет, это не просто сон Кафки, сообразил Рик, — это ночной кошмар. Хочется верить, что у него все закончится счастливее, но надежда слаба.

Несмотря на конец мая, на улице прохладно. И никого кругом, все спят. Ни машин на дороге, ни грохота подземки под ногами, ни мальчишек-газетчиков, нагруженных утренними газетами; цветные уборщицы не бредут устало по домам, итальянские зеленщики не спрыскивают товар, железнодорожные кондукторы-ирландцы не шагают в отутюженной форме к Пенсильвания-Стэйшн на первый рейс в Балтимор, и даже ни единая парочка копов лениво не заигрывает с припозднившимися проститутками на Таймс-сквер и не дожидается в нетерпении открытия булочных через час.

В Нью-Йорке все было бы не так, подумал Рик. На него накатила жуткая тоска по дому.

Пока он стоял и разглядывал замок, мысли его потекли в прошлое, к легенде, которую рассказывала мать, когда он был малышом. Легенда о пражском големе, мифическом творении рабби Лёва, избавившем евреев от многих бед, которые им чинили в средневековой Праге. На идише «голем» обозначает еще неграмотное, полуоформившееся существо, робота, болвана. Вылитый Рик. Ладно: с этой минуты он будет пражским Големом, вновь восставшим к жизни.

Наконец-то он нашел дело, за которое стоит умереть. Вот только в этот раз умирать ему совсем не хотелось.

* * *

Ильзу разбудила одна из Гейдриховых горничных.

— Хозяин торопит, — сказала она. — Хозяин всегда торопит.

Часы на туалетном столике показывали ровно семь утра. Придется поспешить: машина отправляется в 7:25. Протектор никогда не опаздывает, даже на собственное убийство.

Ильза торопливо оделась.

Ей пришлось надеть то же платье, что и вечером. Если придется умереть, лучше бы в свежей одежде, в чистом, но ведь она не собиралась ночевать на вилле. Впрочем, может быть, оно и к лучшему, что ей придется сгинуть не в голубом, а в багряном. Остается только надеяться, что Виктор простит ее, когда бросит бомбу. А в том, что у него хватит духу не передумать, можно не сомневаться.

Внизу Рейнхард Гейдрих расхаживал из угла в угол. В утреннем свете кожа его еще бледнее, чем обычно: почти как у трупа, а глаза не горят, как горели накануне. Но мундир свежевыстиранный и отутюженный, ботфорты начищены денщиком до невозможного блеска. Фашистский офицер до кончиков ногтей.

— Вы, славяне, как дети, — вздохнул Гейдрих. — Никакого чувства времени, никакой ответственности. Вечно опаздываете!

— Мне хотелось выглядеть красивой, Рейнхард, — сказала Ильза.

Он хлопнул себя по ляжке щегольским стеком.

— Надеюсь, ты готова к тому, что нас ждет в этот, надо полагать, весьма насыщенный день, — сказал Гейдрих. — Едем?

7:31. Из-за нее они на шесть минут отстали от графика.

Во дворе тихо урчал лимузин. Никаких признаков непогоды — значит, верх кабриолета поднимать не станут. Шофер в мундире положил руки в перчатках на руль. Ильза села на заднее сиденье позади шофера. Гейдрих занял место за спиной телохранителя.