Нет, нет, нет. Только не теперь. После того, что вынес Виктор. После того, что я вынесла. Теперь, когда мы так близко к цели. Когда все в моих руках.

Ни за что.

Ни даже через мой труп.

Глава двадцать четвертая

Через два дня Рейнхард Гейдрих с саксонской пунктуальностью заехал за Ильзой в ее квартиру на Скоржепке.

Ильза ждала его. После работы она вымыла светло-русые волосы, надушилась и надела свежее платье.

— Как вы очаровательны нынче вечером, фройляйн Туманова, — сказал Гейдрих, слегка кланяясь всем корпусом. Он стоял у подъезда, за его спиной Ильза видела «мерседес» с заведенным мотором и шофером в униформе. — Позвольте заметить, сегодня мы с вами составим прекрасную пару.

Ей пришлось признать, что он неотразим в безупречно сшитом черно-сером эсэсовском мундире, крой которого подчеркивал изящное атлетическое телосложение наместника. Сапоги, как всегда, начищены до зеркального блеска. Рыжеватые волосы, ладно сидящая одежда, вежливая, однако жесткая стойка и даже то, как он обеими руками держит фуражку, кого-то напоминали Ильзе. И вдруг она с испугом поняла кого.

Помилуй бог, он напоминал Виктора — только Виктор чистый и добрый, а Гейдрих — воплощение зла.

— Добрый вечер, герр Гейдрих, — неопределенно сказала она, позволяя ему взять ее под руку.

Он открыл перед Ильзой дверцу машины — вместительного седана с отделкой орехового дерева и роскошными кожаными сиденьями. Водитель включил скорость и нажал газ, Ильза утонула в подушках и откинула голову на спинку. Гейдрих сел напротив, склонился к ней предупредительно и очень близко.

— Сегодня вечером вы можете звать меня Рейнхард, — сказал он, взяв Ильзу за руку. — Но только наедине. Не годится, чтобы люди думали, будто имперский протектор так легко допускает фамильярность.

Ильза бросила взгляд в зеркало, но глаза шофера были устремлены на дорогу и профессионально бесстрастны.

«Мерседес», урча, покатил по мостовой, немецкий водитель ловко вел машину по узким пражским улочкам. Из держателя на спинке водительского сиденья Гейдрих вынул бутылку шампанского и два бокала. Хлопнул пробкой, налил. Пена брызнула на его безукоризненно ухоженные руки. Гейдрих ее слизнул.

— Вы, конечно, пьете шампанское? — Он подал Ильзе бокал.

— С удовольствием, — ответила она.

Пока они катили по городским улицам, Гейдрих показывал Ильзе достопримечательности одну за другой, без остановки читал лекцию о Праге, ее истории и архитектуре. Похоже, он знал об этом городе почти все.

— А вам известно, что «Дон Жуана» Моцарта впервые поставили здесь? — спросил он. — Это был любимый город Моцарта, и всякий раз, когда он приезжал сюда, добрые пражские немцы оказывали ему самый радушный прием. — Гейдрих подлил шампанского Ильзе и себе. — Прага всегда была больше немецкой, чем славянской, и сейчас мы, немцы, просто возвращаем былую славу городу как части великого германского рейха. Помимо прочего, мы зовем город его настоящим немецким именем Праг,а не «Праха».Вообще-то мы настаиваем на этом имени.

Ильзе пришлось признать, что Прага прекрасна — в своем роде так же прекрасна, как Париж, только холодна и сдержанна, а Париж ласков и приветлив. Будто построенный талантливым малолетним нахалом, весь город — средневековый каприз головокружительных шпилей и островерхих черепичных крыш. Площади сплошь и рядом вымощены булыжником, а через самое сердце города царственно катит волны великая река Молдау, которую чехи зовут Влтавой. Прага гораздо привлекательнее плебейской Вены или тусклого, продуваемого ветрами Берлина. Не удивительно, что фашисты ее оккупировали, подумала Ильза: они на все пойдут, лишь бы выбраться из своих безобразных бургов.

Они заехали в незнакомый район, старинный и запутанный.

— Это Йозефов, — сказал Гейдрих. В отличие от большинства фашистских вождей, которые недалеко ушли от крестьян, он говорил на изящном, очень светском немецком. Без всякого просторечья, которым до сих пор пересыпал свои проповеди фюрер; твердый саксонский выговор Гейдриха так не походил на Гитлеровы карикатурные австрийские интонации. — Остановите машину.

Они ехали по улице под названием Парижска — широкому проспекту, что вел от Старой ратуши на север, — пока не пересекли реку. Тут они остановились перед строгим и внушительным строением. Водитель открыл дверцы — сначала Гейдриху, потом Ильзе.

— Посмотрите вокруг, — сказал наместник.

К изумлению Ильзы, они стояли перед синагогой. По улицам со всех ног торопились прочь от «мерседеса» одетые в черное бородатые иудеи.

У Гейдриха вырвался презрительный смешок.

— Вот, — сказал он, — еврейский квартал!

Ильза не верила своим глазам. Здесь, под самым носом у Вешателя, целое еврейское поселение, как видно, спокойно занималось своими делами. Ильза обернулась к Гейдриху с понятным вопросом во взгляде.