Шрифт:
– Да уж знаю, – хмыкнул тот.
– Нет желания играть в моем клубе? – Седой смотрел на Терентия с каким-то странным подозрением. – Это приглашение.
Терентий не стал долго раздумывать.
– О’кей, я согласен, – слегка улыбнувшись, ответил он.
Анжела слушала этот отрывистый диалог, разинув рот. Важный, судя по всему, разговор был больше похож на обмен репликами где-нибудь возле киоска, торгующего горячими сосисками.
– В четверг сможешь быть в Москве? – снова спросил Седой. Когда Терентий утвердительно кивнул, тот двинул по столу визитку, на которой что-то быстро написал от руки. – Тогда приходи к шести часам вот сюда.
– Спасибо.
Пока Терентий вертел в пальцах визитку, седой человек исчез так же внезапно, как и появился.
– Ты принесла мне удачу, – весело сказал Терентий, с ловкостью фокусника достав откуда-то сигарету.
Сигарета шла его артистичным рукам, от которых Анжела не могла отвести глаз. Ее переполняло возбуждение и хотелось немедленно засыпать его вопросами, но прежде чем она успела хоть что-то спросить, ее спутник продолжил:
– Три года назад со мной произошел несчастный случай – мне раздробило кисть правой руки. Операция была очень сложная. – Он перемежал фразы короткими затяжками, выпуская дым в сторону. – Я решил, что больше никогда не буду играть.
Сердце Анжелы захлебнулось состраданием.
– Но ведь… – начала она, но Терентий не дал ей закончить.
– Так, как я играл раньше, у меня уже никогда не получится. Международные джазовые конкурсы, блестящие победы, престижные награды – все это осталось в прошлом. Оказалось, что я перфекционист. Или все, или ничего. Вот так вот.
– Но ты же еще и музыку пишешь.
– Я писал ее исключительно для себя. Наверное, тебе это не очень понятно… К слову сказать, после выздоровления я ни разу не играл на публике. До сегодняшнего вечера…
Анжела не решалась спросить, почему именно сегодня он вдруг отменил табу и вышел на сцену. Сердце подсказывало, что его решение как-то связано с ней, но боялась об этом задумываться. Однако Терентий угадал ее невысказанный вопрос.
– Понимаешь, ваша с Павликом история здорово на меня подействовала, – принялся импровизировать он, принимаясь за вторую сигарету. В конце концов, он был мастером импровизаций. – То, как вы встретились, и как ты вступилась за него, и как с твоей помощью он наконец почувствовал себя сильным… И то, что вы оба ничего не испугались, а просто бросились очертя голову навстречу судьбе… Это же такой поступок!
Когда сегодня на улице я услышал саксофон, то подумал: «Какого черта? Люди меняют свою жизнь в пять минут, все с ног на голову, потому что хотят быть счастливыми. А я бросил музыку и продаю дома – зачем? Кого я наказываю?» В общем, этот клуб подвернулся как-то чертовски вовремя, я просто не смог удержаться…
– Наверное, это судьба, – тихо сказала Анжела, но Терентий ее не услышал.
Они выбрались на воздух из прелой духоты, из смеси музыки, алкоголя и жара намагниченных тел, и здесь оказалось так тихо и волшебно, что Анжеле от восторга захотелось расплакаться.
Они немного отошли от клуба, но потом остановились, пытаясь сообразить, в какой стороне находится отель. Ветерок доносил до них слабый запах моря.
– Так ты, выходит, скоро уедешь? – спросила Анжела и почувствовала, как голос ее дрожит от напряжения. – Кажется, седой говорил про четверг?
– Это отличный шанс попробовать начать все сначала, – тихо сказал Терентий. – И вообще… Я очень благодарен тебе за то, что привела меня сюда, – спасибо!
– Пожалуйста, – ответила Анжела, задрав голову и глядя в небо.
К ее глазам подступили жгучие непрошеные слезы. Какая-то одинокая заблудившаяся звезда висела над погрузившимся во мрак миром. Сквозь слезы она казалась похожей на маленькую лохматую астру.
– Ты опять дрожишь, – сказал Терентий укоризненно, как будто Анжела была виновата в том, что на улице холодно.
Он резко схватил ее за плечи и сильно потер – к локтям и обратно – горячими ладонями. Анжела горестно засмеялась и вдруг, потеряв равновесие, слегка покачнулась. Он поддержал ее сильной рукой, и в следующий миг каким-то совершенно непостижимым образом они оказались друг у друга в объятиях. Жесткие, обжигающие губы Терентия прошлись по ее припухшим от сдерживаемых слез губам. Он целовал ее всюду – в волосы, в уши, в шею, царапался щетиной и оглушал яростным вкусом табака и послевкусием джаза. Перед глазами Анжелы крутились его скупая улыбка, его сошедшие с ума руки над клавишами рояля, его профиль, вдавленный в ее память, словно монета в горячий асфальт. Ей казалось, что он терзает ее, как эти самые клавиши, бесцеремонно извлекая из хрустнувшего сердца самые потаенные чувства. Ей было безумно хорошо и так же безумно, душераздирающе страшно.
Наконец, оторвавшись друг от друга, они некоторое время тяжело дышали, приходя в себя. Потом молча побрели по темноте, держась за руки и чувствуя нереальную, вселенскую опустошенность. Добравшись до главной улицы, освещенной двухголовыми фонарями, не сговариваясь, перешли на рысь и довольно быстро добрались до отеля. Запыхавшиеся, на секунду остановились возле самого входа.
– Ну, хочешь, убей меня, – хриплым голосом сказал Терентий, посмотрев на Анжелу обреченным взглядом. – Только никогда, ни за что на свете не рассказывай Павлику о том, что случилось.