Фактические итоги «досрочно выполненной» пятилетки были гораздо скромнее сталинских замыслов 1930 г. Оптимальный план 1929 г. был выполнен по производству нефти и газа, торфа, паровозов, сельхозмашин. По производству электроэнергии, чугуна, стали, проката, добычи угля, железной руды не был выполнен даже отправной план 1929 г. [347] Производство тракторов только-только дотянуло до него. К планам 1930 г. не удалось даже приблизиться. «Спецы» оказались правы в оценках реальных возможностей роста. Но только, вопреки оптимизму правых коммунистов, выяснилось, что для достижения этих результатов в реальных условиях 1929-1933 гг. были необходимы гораздо большие ресурсы.

Разумеется, отечественная промышленность возникла не во время Первой пятилетки. Промышленное развитие началось еще при царе. Но во время двух первых пятилеток модернизация действительно продвинулась вперед в области энергетики, металлургии, машиностроения, автомобиле- и авиастроения, электротехники. То. Что заложила Первая пятилетка, доделывали во время Второй. Но без первой Вторая была бы невозможна. Большое значение в условиях 30-х гг. имело создание современного военно-промышленного комплекса.

Можно ли было добиться создания новой индустриальной базы без таких жертв? Задним числом можно все подсчитать, оценить. Только при этом нужно заранее учесть Великую депрессию, начавшуюся в самом начале реализации сталинского плана.

Вина Сталина не в том, что он сознательно стремился уничтожить как можно больше крестьян, а в холодном равнодушии к жизни нынешних людей, если ставка – будущий экономических успех. Сталин в этом отношении был подобен капиталистическим менеджерам в США и Западной Европе, которые в это же время безжалостно увольняли миллионы людей, обрекая их на голод.

Разразившийся в 30-е гг. массовый террор кажется одним из наиболее иррациональных событий современной истории. Он так неразрывно связан с именем Иосифа Сталина, что иногда кажется: причина события – исключительно в злой воле лидера ВКП(б). "В конечном счете весь характер террора определялся личными и политическим побуждениями Сталина," - пишет Р. Конквест [348] . Однако личные склонности генсека демонстрировали в 20-е гг. скорее умеренность. По словам того же Р. Конквеста "небывалым в истории способом Сталин вел свой "государственный переворот по чайной ложке" и дошел до величайшей бойни, все еще производя впечатление некоторой умеренности" [349] . Все это воспринимается публикой как результат дьявольского расчета "вождя".

Демонизаторы советской истории одновременно рисуют образ Сталина, который с одной стороны все спланировал заранее, превратил историю в триллер, написанный по собственному сценарию, а с другой стороны – был параноиком, неадекватной личностью.

Что-то здесь не так. Версия кровавого маньяка, который руководил страной столько лет, не вяжется с характером его жертв. Вроде бы это – невинные овечки, которые шли на бойню в соответствии с демоническим замыслом маньяка. Но ведь мы знаем этих людей в совершенно другом амплуа – революционеров, заговорщиков, военных, готовых сражаться за свое дело, за свои идеи. Это – не чета нынешним политикам, которые меняют партии как перчатки и озабочены прибылью, которую можно получить за подпись или голос. Но революционеры должны хотя бы попытаться бороться за свои принципы, которые топтал Сталин. Они признались, что боролись против Сталина. А нас убеждают: нет, неправда, они ничего такого не делали, маньяк Сталин убил их просто так…

Начнем с очевидных фактов. "Большой скачок" индустриализации и коллективизации вызвали массовое недовольство (в том числе и недовольство партийных кадров).

В 1929-1932 гг. ситуация в стране была поистине революционной. Не хватало только «субъективного фактора», выступления организации революционеров (или «контрреволюционеров», выражаясь языком большевиков). В условиях тоталитарной однопартийности ВКП(б) стала единственным каналом "обратной связи" в государственном организме и потому испытывала на себе сильное давление со стороны внепартийных социальных слоев, которые отстаивали свои интересы по партийным каналам. Разные партийцы неизбежно становились проводниками разных интересов - партия теряла монолитность.

В партии существовало множество бюрократических кланов и групп. Партийцы группировались и по взглядам, которые после разгрома оппозиций и уклонов не высказывались публично, и по принципу "кто чей выдвиженец", "кто с кем служил" и "кто под чьим началом работает".

Группировки бюрократии пользовались известной автономией. "В 30-е гг. он (Наркомат тяжелой промышленности - А.Ш.) превратился в одно из самых мощных и влиятельных ведомств, способных заявлять и отстаивать свои интересы. Значительное место среди этих интересов занимали претензии работников наркомата на относительную самостоятельность, их стремление обезопасить себя от натиска партийно-государственных контролеров и карательных органов" [350] , - пишет О. Хлевнюк.

Сталин стремился сохранить строгую монолитность партии, не останавливаясь перед репрессиями, и в то же время нес ответственность за провалы 1930-1933 гг. Все это не могло не сказаться на настроениях партийцев. Но оппозиция не могла сложиться в легальную группировку, и в этом, как это ни парадоксально, заключалась особая опасность для правящей олигархии - Сталин и его сторонники не знали, кто в действительности находится на их стороне, а кто готов внезапно выступить против. При этом количество последних под влиянием трудностей 1930-1933 гг. могло только увеличиваться, и происходило это в структуре, идеально приспособленной, подобно всякой сверхцентрализованной структуре, для дворцовых переворотов. Бывшие оппозиционеры продолжали сохранять связи с влиятельными партийными функционерами, работать «выносными мозгами» влиятельных чиновников. Для смены курса было необходимо лишь сменить узкую правящую группу.