Сколько бы инакомыслящие не каялись в ошибках, но в стране не произошло ничего, что могло бы убедить их в успехе сталинской альтернативы. Подпольная оппозиция сохранялась и ждала удобного случая, чтобы остановить сталинскую альтернативу и отстранить от власти ее лидера. В условиях авторитарного и тем более тоталитарного режима это называется заговором.

Как отделить реальность от вымысла ОГПУ? Б.В. Ананьич и В.М. Панеях, исследовавшие «академическое дело» 1929-1930 гг., считают, что оно представляет собой фальсификацию с вкраплениями достоверных сведений [357] . Вкрапления истины — самое интересное в процессах 30-х гг. Эти вкрапления — информация о реальной политической борьбе.

Н.Н. Покровский предложил использовать для анализа документов процессов 30-х гг. методику Я.С. Лурье, предложенную для анализа средневековых процессов: в тенденциозном источнике достоверно то, что противоречит тенденции, и не достоверно — что ей соответствует [358] . К этому правилу необходимо дополнение. Реальность может и соответствовать тенденции следствия, но мы имеем право утверждать это, если имеем еще какие-то источники, подтверждающие «тенденциозный» факт.

Что считать «тенденцией» следствия в «делах» 30-х гг.? Инакомыслие подследственных? Их отрицательное отношение к коммунистическому режиму? Наличие антибольшевистских организаций? Готовность поддержать интервенцию? Вредительство? Наличие оппозиционной организации — вопрос толкования. Организацией можно называть и кружок инакомыслящих, и разветвленную партию. Это просто разные организации.

Внутрипартийная оппозиция могла действовать в режиме «теневого кабинета», ожидая, когда влиятельные региональные и военные руководители отстранят Сталина от власти и создадут более терпимый партийных режим. Насколько такая угроза сталинскому режиму была серьезной?

В 1932 г. Сталин столкнулся с фактом обсуждения прежде лояльными партийными работниками необходимости его смещения. 19-22 ноября 1932 г. кандидат в члены ЦК М. Савельев сообщил Сталину о беседах своего знакомого Н. Никольского с наркомом снабжения РСФСР Н. Эйсмонтом. Среди прочего Эйсмонт сказал (в интерпретации Савельева): "Вот мы завтра поедем с Толмачевым к А.П. Смирнову, и я знаю, что первая фраза, которой он нас встретит, будет: "и как это во всей стране не найдется человека, который мог бы "его" убрать" [359] . Смирнов – бывший нарком земледелия, видный «правый уклонист», отстраненный от власти, оказывается, ведет антисоветские беседы с влиятельными чиновниками, которые внешне вполне лояльны Сталину. И это – лишь один пример, «верхушки айсберга».

Постепенно пропаганда “не разоружившая оппозиционеров” проникла в сознание партийно-государственной элиты. К декабрю 1934 г. Сталин узнал об оппозиционных настроениях лишь некоторых прежде послушных аппаратчиков: Сырцова, Ломинадзе, Эйсмонта, Толмачёва, части делегатов XVII съезда партии, в том числе весьма влиятельных. Айсберг внутрипартийной оппозиции появлялся над водой то тут, то там множеством «верхушек».

Одна из загадок, вокруг которой не прекращаются споры – была ли антисталинская оппозиция на XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 г. Внешне это был съезд «победителей», славословивших Сталина. Но в 1937-1938 гг. большинство делегатов XVII съезда будет уничтожено. Что такого Сталин знал о кулуарах съезда? О чем думал он, когда, получив в подарок от тульской делегации ружье с оптическим прицелом, «шутя» смотрел через него в зал? Один из немногих выживших делегатов съезда В. Верховых в 1960 г. дал показания Комиссии партийного контроля, расследовавшей события 30-х гг.: «В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие стать Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится» [360] .

По утверждению О.Г. Шатуновской, сотрудницы комиссии Президиума ЦК под председательством Н. Шверника, которая расследовала события 30-х гг., беседе Косиора и Кирова предшествовало прошедшее на квартире Орджоникидзе (в его отсутствие) совещание недовольных делегатов съезда, среди которых были такие влиятельные фигуры, как Косиор, Эйхе, Шеболдаев [361] .

Биограф Кирова А. Кирилина отрицает достоверность этих сведений, несмотря на то, что их подтвердил еще один гость съезда: «Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись своими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог «да» — два голоса, «нет» — два голоса… Полагаю, что нет» [362] . Такое голосование, в котором решающий голос остается за А. Кирилиной, выглядит странно. Два человека оказались свидетелями негласных обсуждений, и нет ничего удивительного в том, что большинство делегатов об этом слыхом не слыхивали. Не убедительно и возражение Кирилиной о том, что никто не участвовал в совещании лично. Еще бы. На такое совещание не пускали кого попало, а после террора 1937-1938 г. были уничтожены все сколько-нибудь нелояльные партийные боссы. К тому же нельзя согласиться, что свидетельство Верховых сделало «с чужих рук» — ведь ему о разговоре сообщил его непосредственный участник, а возможно и инициатор. Кирилина удивлена, почему показания были даны в 1960 г., а не в 1957 г. Это легко объяснимо — в 1957 г. еще не было ясно, чем может кончиться готовность давать такие показания — исход борьбы за власть в Кремле не был ясен.

К тому же есть еще один важный свидетель. Уже во второй половине века выживший в сталинских лагерях Н. Оганесов рассказал Молотову, что во время съезда их собрал первый секретарь Азово-Черноморского крайкома Б. Шеболдаев: «вот он собрал человек восемь-десять делегатов», включая первого секретаря Казахского крайкома Л. Мирзояна [363] . Судя по всему, это уже другое совещание — ключевых фигур, кроме Шеболдаева, здесь нет. В перерыве съезда они переговорили с Кировым: «Старики поговаривают о том, чтобы возвратиться к завещанию Ленина и реализовать его… Народ поговаривает, что хорошо было бы выдвинуть тебя на пост генерального секретаря» [364] . Оганесов продолжает: «И он нас высмеял, изругал: Что вы глупости говорите, какой я генеральный» [365] . Молотов подтвердил, что Киров рассказал об этом Сталину [366] . Сталин получил новые данные о том, что среди влиятельных партийных чиновников, появились десятки и сотни людей, стремившихся его "убрать". Судя по последующему вниманию НКВД к Азово-Черноморскому краю, Киров мог сообщить Сталину о беседе с Шеболдаевым. Об оппозиционных настроениях Косиора Сталин догадался в 1938 г.

Таким образом вывод А. Кирилиной, «что все разговоры о тайном совещании, о замене Кирова Сталиным являются мистификацией» [367] , нельзя признать обоснованным. Решающим для биографа Кирова является не «очная ставка» источников, а такое вполне логичное соображение: «Вряд ли можно поверить, что именно Киров был той фигурой, которая могла стать, по мнению делегатов, антиподом Сталина на посту генсека. Масштаб не тот» [368] .

Это верно. Но если недовольные партбоссы додумались совещаться по этому вопросу с Кировым, то им могло «хватить ума» взять власть самим. Киров был очевидно неспособен руководить самостоятельно, как Ленин, Сталин, Троцкий. Также потом соратники Сталина думали о Хрущеве, ставя его во главе партии. Хорош для «коллективного руководства». Для единоличного лидерства — «масштаб не тот».