Тот же самый лысый человек в зеленом засаленном сюртуке, который недавно кричал на Аксюткина, вдруг возник из-за полотен декораций и потряс колокольчиком, зажатым в руке. Все на сцене мигом умолкли, и Анюта услышала, как стихает за занавесом рокот человеческих голосов.

– Первый звонок, господа актеры! – сказал директор наставительно. – Участников первого действия прошу по местам!

Митя покрепче стиснул похолодевшую, несмотря на перчатку, руку Анюты.

– Ну-ну, прекрасная Помпилия! Гляди веселей! И помни: здесь все как будто! О великий мир неправды! Виват тебе и неофитам, делающим первые шаги по твоим псевдомраморным чертогам! Смелей, Помпилия! Все будет хорошо!

– Мадамочка! – сунулась в дверь вездесущая Мюзетка. – Господинчик пришел. Красавчик, спасу нет! Ладненький такой, нарядненький!

Мадам Жужу нехотя поднялась с кресла, с сожалением оставив пасьянс, и тут же пожурила себя. Разленилась! Вот уже неделю сплошь пустые вечера, как будто все мужчины в городе разом утратили пыл чресл своих и жажду женских ласк. Непонятно, чем время занимают. И не пост ведь на дворе, чтобы бояться оскоромиться. Так или иначе, посетителей нет, поэтому и мадам, и девицы пребывают в праздности. Ну, девушки пользуются случаем отдохнуть, наесться сластей и насплетничаться, а мадам сидит как на иголках, подсчитывая убытки, которые несет каждый день, и понимая, что еще один такой праздный вечер – и ее кошелек начнет иссякать, она будет только тратить деньги на содержание заведения, не получая взамен никакой прибыли. Черная, черная полоса настала для «Магнолии», словно бы заморозки ее побили...

И вот – гость!

– Девушки, а ну, веселья побольше! – скомандовала мадам. – Встряхнулись, одернулись! Веди его, Мюзетка!

– А чего меня водить, чай, не пудель на поводке! – раздался веселый голос, и в комнату вошел молодой человек, при виде которого девицы мигом встрепенулись и оживились, а у мадам Жужу как-то нехорошо засосало под ложечкой.

«Сейчас девки мои из-за него передерутся, – мрачно подумала она. – На безрыбье-то!»

Впрочем, она лукавила. Молодец был хорош, очень хорош собой, из-за него можно было передраться и при изобилии посетителей. Высок, ладен, с сияющей улыбкой и одет как приличный человек... Но вот именно – как! Именно это немедленно насторожило мадам Жужу. Во всей его приличности и улыбчивости был налет фальши. Менее наметанный взгляд не заметил бы этого, но мадам Жужу наблюдательности было не занимать стать. Как ни хорошо сидели на нем сюртук и брюки, видно было, что они с чужого плеча и, с позволения сказать, бедра. Сапоги были великоваты и делали его молодецкую походку шаркающей. Да и волосы его вовсе даже не привыкли покрываться цилиндром, этой загорелой физиономии куда больше пристал бы картуз.

«Ограбил небось кого, – вынесла приговор мадам Жужу. – Ладно, коли не убил!»

Вот хоть режьте, а невозможно было вообразить этого молодого человека идущим в лавку, покупающим штуку ткани на сюртук, а потом несущим покупку портному. Точно так же не представлялся он мадам Жужу в мастерской сапожника или в магазине шляпочном. Да и сорочка была явно не его – воротник врезался в налитую, крепкую шею, а попытки замаскировать это пышно повязанным галстухом оказались безуспешны. И запах кельнской воды явно принадлежал не посетителю, а прежнему хозяину его одежды... Запах этот что-то напомнил мадам Жужу, но она никак не могла понять, что именно. И странное ощущение надвигающейся неприятности, а может, даже и беды вдруг словно бы куснуло ее за сердце. Что-то было тут не то... Этот гость напоминал фальшивую монету, старательно выдаваемую за настоящую.

«Может, он из полиции?» – подумала мадам сосредоточенно. И покачала головой. На полицейского, даже переодетого, этот человек не походил вот ни насколечко. Хотя бы потому, что был не слишком-то уверен в себе. Глаза бегали, руки дрожали, он все время норовил убрать их за спину. Полицейские – те ого-го как в себе уверены, а еще пуще уверены в том, что мадам Жужу предпочтет уплатить любую мзду, только бы избегнуть могущих быть неприятностей. Что с того, что ее дом и врачебные, и полицейские осмотры вовремя проходит! Что с того, что в государстве Российском веселые дома разрешены законом самого императора Николая Павловича! Всегда есть в таком скользком деле к чему придраться! То есть полицейские знали, что хозяйка «Магнолии» их боится. А этот гость, казалось мадам Жужу, боится ее.

Может, первый раз в таком заведении? Пришел и теперь боится, что тайный грешок его наружу выйдет?

Вот что-то не так! Надо исходить из худшего, подумала мадам Жужу, которая была женщиной более чем трезвомыслящей. И обращаться с ним поосторожней. Конечно, всенепременно деньги заранее спросить... а то забыла в прошлый раз, с Проказовым... а впрочем, Аннета все равно сбежала, все равно пришлось бы задаток возвращать... а кто его знает, вдруг Проказов забыл бы про задаток... сглупила, конечно, ты, мадам Жужу, а еще считаешь себя изрядно полетавшей птахой!

При мысли об упущенных деньгах, а пуще всего – о сбежавшей Аннете настроение мадам Жужу начало напоминать молоко, поставленное в теплое место и начинавшее киснуть. А при воспоминании о том, что со дня на день может заглянуть Хвощинский и пожелать удостовериться, что его бывшая подопечная уже постигла необходимые постельные науки и сможет теперь доставить ему удовольствие, настроение мадам скисло окончательно. Поэтому она с трудом заставила себя улыбнуться посетителю:

– Доброго вечера вам, красавчик, экое счастье, что вас к нам занесло попутным ветерком!

– Это заразу ветром заносит, а я сам пришел, тетка, – сказал гость и ощерился щербато. – Почем тут у вас девки?

Мадам Жужу на мгновение лишилась дара речи. Тетка, милостивый боже!.. Конечно, публика, которая хаживала в ее заведение, была попроще, даже весьма попроще, чем в обеих столицах, однако здешний народ хотя бы тщился из себя что-то изобразить поблагородней. Этот же «красавчик» словно с пристани прямиком притащился, где мешки да бочки с барок таскал. Хотя одежда...

«Ладно, – сказала себе мадам Жужу, – чего попусту придираешься? Какое твое дело, чем этот молодец промышляет? Возьми с него не задаток, а всю сумму – и дело с концом!»