Мадам Жужу смотрела на него не мигая. Гость врал как сивый мерин, врал и не краснел. Глаза у него были бесстыжие, чистые-чистые!

Все про него мигом стало ясно мадам Жужу. Не зря она чуяла фальшивку. Вот и проговорился, Он, конечно, завсегдатай этого портового кабака, в который шляются одни только грузчики. Наверняка и сам грузчик. Но откуда у него взялось это приличное, более чем приличное платье?

Да ладно, ограбил кого-нибудь, всего-то и делов, для таких, как он, это раз плюнуть.

Но все прочее...

Гусар – в мундире! – в кабаке у какого-то рыжего Тимофеича на пристани рассказывал ему про Аннетку, с которой только что забавлялся в постели! Чушь, тут каждое слово было чушью! Ну, может, и имелся какой-то кабак близ пристани, и, очень даже запросто, держал его рыжий кабатчик по прозванью Тимофеич, но чтоб туда сунулся одетый по форме гусар... При тех порядках, которые в городе N наводило воинское начальство, это было бы сущим самоубийством. Вмиг разжаловали бы – и на Кавказ!

Ну хорошо, предположим, все же сыскался какой-никакой самоубийца и, рискнув угодить под разжалование, потащился на пристань, где в кабаке напился и начал хвастать своей удалью молодецкою, обретенной в постели у шлюхи Аннетки. И возбудил этого вора так, что он и сам Аннетку страстно возжелал. Но ведь это вранье! Никто, ни гусар, ни штатский, не мог похваляться своими успехами у Аннеты просто потому, что ее никто и в глаза не видел! Она исчезла, исчезла бесследно, и все поиски, предпринятые мадам Жужу, были напрасны. Создавалось впечатление, будто она искала не живую девушку, а вчерашний день, гонялась за призраком, за дуновением, за развеявшимся ароматом! Конечно, что и говорить, все эти поиски были не слишком действенны, ведь их приходилось предпринимать тайно от всех – и от полиции, и от господина Хвощинского. И как ни хотелось мадам Жужу просто-напросто послать к Хвощинскому, чтобы удостовериться: Анюта не воротилась под крылышко опекуна, – она не могла: ведь Константин Константинович мигом потребовал бы у мадам Жужу вернуть деньги, которые определял на содержание своей подопечной. Он ведь весьма прижимист, не сказать – скуп, этот господин Хвощинский, хотя на себя средств не жалеет! Стоит вспомнить его модные, порою не по годам и не по положению, франтоватые галстухи, перчатки, сапоги. А чего стоит запах самой дорогой и подлинной кельнской воды?

Что?!

Мадам Жужу тихо ахнула. Чуткие ноздри ее затрепетали. Она забыла обо всем на свете и о мыслях своих, зато она вспомнила... зато вспомнила, где слышала прежде именно этот аромат, который насторожил ее в госте... кельнская вода... Хвощинский!

Вот те на... Вот почему казалось, что гость одет с чужого плеча! Вот почему ощущалось в нем нечто знакомое!

Она почти не сомневалась, что угадала. Итак, Константин Константинович прислал к ней проверяльщика, приодев его в свое ношеное платье, чтобы придать ему лоску и отвести глаза мадам Жужу. Это значит, что Аннета к нему не вернулась, а он решил навести об ней справки.

О нет, тут что-то не так. Хвощинский мог и сам прийти или написать мадам Жужу и спросить, как дела у Аннеты, достигла ли она того уровня изощренности, какого он желал. Но зачем прятать это вполне объяснимое желание под покров тайны? Зачем отводить мадам Жужу глаза? Зачем присылать к ней этого опасного человека, по которому кандалы тоскуют и плачет кнут палача? Да ведь только такую наивную дурочку, как Мюзетка, могут обмануть распутная улыбочка и приманчивый блеск глаз. Опытному взору мадам Жужу в его глазах отсвечивает сталь ножа, а в улыбке чудится волчий оскал.

А что, если... А что, если затем Хвощинский и прислал этого ухаря, чтобы тот, улучив миг, когда останется с Аннетою наедине, взял бы да и прирезал ее?

Эта мысль показалась ужасной, но только в первое мгновение. Гость – сущий Пугачев, на все горазд, сразу видно! Никто случившемуся не удивился бы: что ж, как ни печально признаваться, дело сие в заведениях публичных самое обыкновенное! Конечно, убийца не стал бы дожидаться, когда его закуют в кандалы, – исчез бы, растворился, словно комок соли, в воду брошенный, а что там сталось бы с мадам Жужу и с прочими девицами, какая участь постигла бы ее заведение – на это ему, само собой, было бы наплевать. Так же, как и Хвощинскому!

Но зачем, зачем это добродетельному, благообразному Константину Константиновичу? Ведь, если бы его посланец паче чаяния оказался схвачен, – конечно, скользкий он, что твой угорь, из любой сети уйдет, а все ж и на старуху бывает проруха! – он мог выдать своего работодателя. Страшный риск... ну, видимо, было у Хвощинского, ради чего на этот риск идти.

Ради чего же?

– Ну так что? – послышался нетерпеливый голос, вспугнувший размышления мадам Жужу. – Долго мне Аннетки ждать прикажешь?

Мадам Жужу глубоко вздохнула, набираясь решимости. Теперь главное – не показать виду, что она обо всем догадалась. Но что делать, что делать, о господи?! Признаться посланцу Хвощинского, что Аннета сбежала? Но Константин Константинович непременно потребует возврата денег, определенных на ее содержание. А также возврата долга. И денег по закладной... Ох, нет, это никак невозможно! Соврать, что она здесь, но сейчас занята с другим? Но этот опасный гость может не поверить и останется дожидаться, чтобы привести в исполнение страшный замысел...