Я вернулся в квартиру и первым делом включил телевизор. По «Нью-Йорк 1» передавали очередной репортаж о нападении на автостоянке, сообщались кое-какие новые подробности. Корреспондент сказал, что накануне, примерно без четверти девять вечера, Майкл Рудник направлялся к своей машине, когда белый подросток с хвостиком и бородкой подошел к нему и стал требовать денег. По словам Рудника, он попытался урезонить подростка и парень неожиданно «обезумел» и набросился на Рудника с ножом. Потом корреспондент сообщил о его состоянии на текущий момент. Кроме большой потери крови, у Рудника отказало левое легкое, которое, возможно, придется удалить, и имелись серьезные повреждения в области паха.

Я рад был услышать, что Рудник страдает. Я надеялся, что «серьезные повреждения в области паха» означали, что я отрезал ему яйца.

Я сидел на диване и радовался вновь полученному мной разрешению на жизнь, как вдруг услышал, как открылась входная дверь. Я подумал, что кто-то чужой хочет проникнуть в квартиру, и пошел на кухню за ножом, но тут в коридоре увидел Полу.

— Черт, ты меня страшно напугала, — сказал я. — Я думал, что ты спишь.

— Извини, — холодно сказала она.

— Больше так не делай.

— Господи, я же сказала уже — извини.

— И где ты была?

— А ты где был?

— На улице. Гулял… и думал.

— Ну вот и я тоже — гуляла и думала.

— Ну ладно, ладно, извини, — примирительно сказал я. — У меня трудное время — может быть, из-за того, что я не пью. Но теперь я стал другим человеком — сама увидишь.

Пола посмотрела на меня как на чужого.

Наконец она произнесла:

— Увидимся утром. — И пошла в спальню.

Хотя большую часть ночи я пролежал на диване без сна, в половине седьмого я чувствовал себя свежим и бодрым. Я прокрался на цыпочках в спальню и, стараясь не будить Полу, переоделся в шорты и футболку, раскопав на самом дне своего шкафа найковские кроссовки.

Было прекрасное весеннее утро — яркий солнечный свет, мягкий нежный ветерок. Перед зданием я размялся, уделив особенное внимание застоявшимся подколенным сухожилиям, а потом медленно побежал в сторону Центрального парка. Через несколько кварталов я запыхался, и мне пришлось перейти на шаг.

В парке я пробежал трусцой примерно с четверть мили вдоль главной аллеи, а на подъеме снова стал хватать ртом воздух. Кроме того, у меня заболел живот и опять начали давать знать о себе волдыри на ногах, хотя я и заклеил их целой кучей пластырей. Я немного передохнул на лужайке и отправился домой.

Мой первый день занятий, конечно, нельзя было признать особенно успешным, но это, по крайней мере, был старт. На Лексингтон-авеню я зашел в магазин и купил фруктовый салат и обезжиренный домашний сыр. С сегодняшнего дня я начну следить за собой — перестану есть всякую дрянь и буду ходить в спортивный зал.

Дома за завтраком я читал воскресный выпуск «Таймс». Покушение на убийство в Принстоне заняло всю третью страницу в разделе «Городская жизнь». Я не мог удержаться от смеха, прочитав, что полиция не исключает связь между этим преступлением и войной между бандами подростков в одной из средних школ Трентона.

Я стал читать другие новости, и тут в столовую вошла Пола в ночной рубашке.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она.

— Я чувствую себя отлично. А что?

— Ты ешь на завтрак фрукты, — пояснила она. — А ведь ты никогда не ешь на завтрак фруктов.

— Я же тебе сказал — я теперь другой человек.

Она подозрительно взглянула на меня и ушла на кухню. Я понимал, насколько странной должна показаться Поле такая резкая смена настроений. Вчера ее муж в подавленном состоянии пролежал весь день на диване, а сегодня он ведет себя как Джек Лa Ланн. [6] Решила небось, что у меня развивается маниакально-депрессивный синдром.

Большую часть дня Пола изо всех сил старалась меня не замечать. Сначала она взяла свой ноутбук и ушла работать наверх, потом отправилась по магазинам.

Я тем временем тоже решил поработать. Войдя в офисную сеть, я повозился с несколькими проектами, которые мне нужно было представить на следующей неделе. В Интернете я нашел расписание ближайшей встречи «Анонимных алкоголиков» — завтра вечером, в церкви на Семьдесят девятой улице.

Около четырех я вышел в цветочный магазин на Второй авеню и купил букет из двадцати роз — красных, белых и розовых. Когда я вернулся домой, в прихожей горел свет: Пола была дома. Я прошел на кухню и увидел ее — она стояла перед открытым холодильником. Она повернулась и взглянула на меня, но на цветы никак не отреагировала. Потом достала из холодильника бутылку минеральной воды.

— Это тебе, — сказал я.

— Вижу. Спасибо.

Она налила стакан воды, быстро выпила, потом прошла мимо меня по направлению к спальне.

— Если хочешь, мы можем пойти куда-нибудь поужинать.

— Хватит, — сказала она, резко развернувшись ко мне. — Хватит, ладно? Я осталась здесь, но это не значит, что я готова жить дальше, как будто между нами ничего не произошло. Ты таких дров наломал, что какие-то сраные цветы вряд ли исправят дело.

Она твердым шагом ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.