Если мы посмотрим на более передовые в промышленном отношении страны, мы увидим, что там много такого, что раскрепощает женщину. В Лондоне никому не придет в голову дома стирать белье. За бельем приедут, дешево, быстро выстирают и через несколько дней вернут обратно.

В Париже самая бедная работница ничего не шьет себе дома — ни платье, ни белье для себя, для детей, для мужа. Все можно купить в магазине за дешевку, по мерке и по вкусу. В любом городе Швейцарии в столовках кормятся целые семьи; обед в столовке обходится не дороже, чем домашний. Но, если хозяйка даже стряпает дома, ей много меньше хлопот, чем у нас: и молоко, и мясо, и овощи ей принесут на дом; в любой лавке она найдет дешевые, вкусно и здорово приготовленные консервы, часто можно купить уже сваренные овощи; масса всяких приспособлений, которые экономят время. Дома у хозяйки — готовая плита, всякие машинки для очистки овощей, для уборки.

У нас еще плоховато с рационализацией быта. Тут надо налегать на Нарпит, на Советы, на тресты. Уж если в буржуазных странах можно достигнуть многого, тем более можно у нас. Но старое еще властно над нами, и сами рабочие и работницы не налегают тут должным образом на соответствующие органы. А надо всерьез добиваться раскрепощения работницы.

Пока что нужно, чтобы в быту не все сваливали на работницу, чтобы все члены семьи — и муж, и сыновья — все несли равную долю забот. Кое-что делается. В некоторых школах мальчики наряду с девочками и заплатку положат, и суп сварят, и пол вымоют. Но это редко где. Надо, чтобы пионеры вносили тут новое в быт, надо, чтобы комсомолец считал за стыд, что мать или сестренка на него работают, а он до холодной воды не дотронется. Надо, чтобы каждый сознательный рабочий смотрел на семью как на дружную коммуну.

Новое уже начинает пробиваться в быт; теперь уже видишь, как взрослый рабочий ведет гулять малышей, как муж помогает жене по хозяйству; но все это только в начале, тут только первые шаги делаются.

Другой вопрос быта — это вовлечение работницы в общественную работу. Тут тоже много старого. Мужья очень часто не очень-то доброжелательно смотрят на общественную работу своих жен. Тут много чего рассказывали работницы на недавнем съезде работниц и крестьянок.

— Мне муж сказал, — рассказывает одна, — поедешь на съезд — так там и оставайся, я тебя в дом не пущу. Не знаю уж, что и будет.

Но в этой области лед уже тронулся: не только работница становится общественницей, но и крестьянка. Самый уклад заводской работы толкает работницу на путь общественной работы. Общественная работа вносит новое в семейные отношения. Жена смотрит на мужа не только как на любимого человека, но как на товарища; и муж начинает на жену смотреть по-другому, уже не как на свою рабу, на предмет своего удовольствия, а тоже как на товарища. Это вносит новое в их отношения, вносит взаимное уважение, помогает легче разрешать целый ряд недоразумений. Дети тоже начинают смотреть на мать не только как на мать, но как на члена организации. Мне писала одна комсомолка-вожатая из далекой Сибири, со ст. Барабинск:

«Когда был окружной съезд работниц и крестьянок и были выборы на всесоюзный съезд, то и выбрали мою мамашу. Она поехала туда и была на этом съезде в Москве. По приезде обратно она рассказала нам обо всем дома, т. е. в своей семье. Мы все заинтересовались этим рассказом, а в особенности — мои братишки младшего возраста, 10–14 лет. Я тогда и думаю: «Наверное, и мои пионеры будут очень довольны и рады, если им рассказать все это». И стала спрашивать об этом некоторых своих пионеров; они даже стали просить меня, чтобы я пригласила эту делегатку, т. е. мою мамашу. Пошла я в женотдел и поговорила с заведующей женотделом. Там мне сказали, что пошлют ее побеседовать с пионерами, поделиться впечатлениями о московском съезде. И вот на одно из пионерских занятий мы пригласили ее, и она рассказала нам о Москве и о съезде. Ребята очень заинтересовались».

Это письмо наглядно показывает, как растет новый быт. Для этой комсомолки мать уже не просто мать, а делегатка, член организации, и она не прямо сговаривается с матерью, а идет в женотдел и просит заведующую послать мать на собрание. Между матерью и дочерью складываются совсем новые отношения, которые ограждают их от свары, мелких дрязг, неуважения друг к другу. Тут — новое, светлое — то, что вырастает в нашей Республике Советов.

Работница-общественница перестает быть такой одинокой, какой она была раньше. Она чувствует, что делает нужное дело, что заботится об общем деле, и это накладывает опять-таки особую печать на ее мысли и поступки. Она уже не ищет защиты у бога, не плачется на обиды. Сама жизнь уже показывает, что это так.

Это завет Ильича — сделать жизнь светлой. Ильич всем нам дорог. Дорог и работнице.

Чем дальше, тем полнее будет проводиться в жизнь новый быт. Через общественность старое будет изжито, а развитие крупной промышленности и кооперации поможет до конца раскрепостить работницу, снять с нее бремя домашних забот.

1928 г.

Вряд ли нужно еще раз, вновь и вновь, на страницах Центрального органа партии говорить о громадном значении Международного женского дня. Об этом все знают. Вряд ли надо говорить о наших достижениях в деле раскрепощения трудящейся женщины. На съезде работниц и крестьянок ко дню X годовщины Октября этот вопрос был в достаточной мере освещен.

Я хотела бы поговорить сегодня о другом. Каждый коммунист борется за то, чтобы создать такие условия, при которых масса пробудилась бы к сознательной жизни, пробудилась бы до самого дна. Века масса жила в условиях,

где отец не знал, что заповедать сыновьям, где сын так же безвестно проходил свой жизненный путь, как и отец, и точно прибрежным песком заметалась их жизнь.